Джорджу, который до этого не держал в руках лопату, пришлось два дня копать могилу. Мой брат с нетерпением ждал, когда похороны закончатся и можно будет отправиться на прииски. Джордж понимал, что сестра для него лишь обуза, и хотел избавиться от меня, а Гриббона боялся больше, чем одинокой дороги и беглых каторжников. Как и я, он чувствовал силу Гриббона, приказавшего нам отработать свой долг, но не считал себя ответственным за этот долг и бросил меня здесь.
Гриббон затащил меня в свою постель так, словно это было обычной частью уплаты долга. Я не осознавала, что происходило со мной в ту ночь. Когда душа опустошена, ты не можешь почувствовать всю боль утраты, одиночества и унижения, просто не веришь в это. Но на следующий день я все поняла. Я решила бороться, зная, что рано или поздно сбегу отсюда.
Гриббон следил за мной, заставлял меня готовить и убирать, носить воду из ручья и даже колоть дрова, но не допускал до работы в баре. Он держал меня подальше от денег и людей, часто кричал на меня, обзывая грязной шлюхой.
«Диггерз Армс» — дикое, богом забытое место, но люди проезжали мимо отеля каждый день. Я знала, что кто-нибудь да подберет меня, но это должна быть семья. От Гриббона я научилась не верить мужчинам, едущим на прииски. Нет сомнений, среди них были и хорошие люди, но большинство состояло из таких, как Гриббон. Не было смысла менять мое настоящее положение на еще более тяжелое. По этой же причине я не могла отправится одна в Гилонг, Мельбурн или на прииски.
Однажды я все-таки подошла к какой-то семье, которая остановилась у ручья, чтобы пополнить запасы воды. Женщина, мать пятерых детей, отнеслась к моей просьбе крайне подозрительно.
— Я сильная, — убеждала я. — Дети меня любят. Я буду вам во всем помогать!
— Нам не нужна твоя помощь, — отрезала женщина. — Мы не можем брать на себя ответственность за постороннего человека!
Когда они уехали, Гриббон жестоко меня избил. Избил с какой-то безжалостной методичностью. Казалось, этот процесс доставлял ему большое удовольствие.
Надежды мои рухнули, когда даже полицейский Витерс, который как-то появился в трактире, не поверил моему рассказу и пригрозил забрать меня в участок за то, что я пристаю к проезжающим мужчинам.
Узнав о моем разговоре с Витерсом, Гриббон снова избил меня.
Теперь я уже сомневалась, что еще остались люди, способные терпимо относиться друг к другу, улыбаться и даже смеяться, а отвращение к Гриббону и моему теперешнему положению усилилось до тошноты…
Итак я сидела и думала, что нужно делать. Рано или поздно Гриббон будет найден убитым, возможно, через несколько дней, а возможно, и сегодня. Я спрашивала себя, кто видел меня здесь, кто мог меня опознать? Констебль Витерс был, наверное, единственной серьезной угрозой.
Я успокаивала себя как могла, поскольку была уже на грани помешательства. Говорила себе, что могу скрыться на приисках, ведь люди прибывали туда каждый день, и никто их не считал. Если бы я смогла добраться до этих скитальцев, то у меня был бы шанс уйти от наказания. Остаться здесь — означало попасть в тюрьму, если не лишиться жизни. В общем, выбора у меня не было.
Я собралась с мыслями, взяла ботинки и платье и заставила себя вернуться в спальню. Гриббон лежал лицом вниз между кроватью и сундуком. Я старалась не смотреть на него.
В сундуке лежали некоторые вещи, которые надо было забрать. Ничто не должно напоминать о моем присутствии здесь, а мои действия не должны быть похожи на побег с места преступления. Я сложила все вещи в брезентовую сумку, закрыла ее и собрала с пола деньги. Теперь я не могла не взять их, потому что смерть Гриббона все равно свяжут с ограблением. Револьвер я оставила на полу и закрыла за собой дверь, даже не оглянувшись.
Помню я долго не могла успокоиться, даже зашнуровать ботинки, у меня так руки сильно дрожали, что шнурки постоянно выскальзывали. Потом спустилась вниз, и звук шагов казался очень громким в этой мертвой тишине. Никогда в жизни мне не было так одиноко и страшно.
Я взяла немного хлеба и сыра и с тоской поглядела на камин — очень хотелось развести огонь и вскипятить воду для чая, согреться и поесть. Хотела было взять походную флягу Гриббона, но решила, что этого делать не стоит.
Ограничившись кружкой холодной воды из ведра, я подошла к камину, где под кирпичом Гриббон прятал деньги. Он, должно быть, считал меня очень глупой и даже не знал, как скоро я обнаружила его тайник. Просто он постоянно ощупывал этот кирпич и слишком часто смотрел на него. Я не говорила Джорджу про тайник, потому что брат не смог бы устоять перед желанием взять деньги перед уходом. Сколько там было денег, меня не интересовало. Все равно я собиралась закопать их с остальными уликами.