В лагере Мэгьюри Пэт стал приходить в себя. Он, казалось, протрезвел, осторожно ощупал свои разбитые губы и голову. Кэйт заплакала. Она обмывала ему лоб и одновременно бранила сына.
— Ты принесешь нам еще беду и разрушение… — Пэт резко оборвал ее, стараясь сидеть ровно, посмотрел на Ларри и резко спросил:
— Ты что, собираешься погибнуть?
Ларри пожал плечами. Он успокоился; его гнев прошел.
— Я должен был стоять и смотреть, как вы убиваете? Я должен был позволить тебе погибнуть? Господу известно, что ты дурак, но я не желаю смерти даже дураку.
Пэт бешено зарычал:
— Кем ты себя считаешь, Ларри? Ты что, Господь Бог?
— Замолчи! Ты пьян!
— Да, пьян. Но не позволяю себе осуждать других, когда они собираются выпить. Какое ты имеешь право?..
— Мое право — спасти тебя от полиции. Если бы мы не вытащили тебя оттуда, они убили бы тебя или заперли в участке с остальными твоими друзьями, которых забрала полиция.
Пэт взорвался.
— Черт тебя подери! Я пойду ко всем чертям, если захочу, и в прекрасной компании!
— Не бывать этому! — вдруг закричал отец.
Пэт не обратил на него внимания.
— Ты мне надоел, Ларри. Явился сюда, как мелкий паршивый английский лавочник, и смотришь на нас свысока, потому что наши руки запачканы этой грязью, поднятой из земли, а ты пачкаешь свои, только беря деньги. Что тебе известно о живущих в этой забытой Богом дыре? Ты сидишь здесь, как старая дева, и советуешь мне, когда пить, с кем дружить…
Он тяжело вздохнул, махнув рукой на Ларри.
— Ладно, я скажу тебе, Ларри, — я скажу тебе. Это моя беда — моя собственная. И отстань от меня, Ларри! Не лезь в мои дела!
Глава четвертая
Поджог пивной Бентли был лишь эпизодом среди растущих беспорядков в Балларате — дикое и безответственное выражение недовольства, которым были охвачены и более умеренные люди, хотевшие бы — но другим способом — положить конец несправедливой плате за лицензии, произвольным арестам, коррупции в полиции. Одни настаивали на активном сопротивлении сбору денег на лицензии; другие хотели действовать постепенными и законными методами через делегации к губернатору и прошения к различным членам Законодательного Совета, которые им сочувствовали.
Этот путь был долог, слишком осторожен для тех в Балларате, кому не терпелось увидеть результаты поскорей. Они требовали, чтобы Бентли осудили за убийство, которое он совершил, и чтобы освободили людей, арестованных за поджог 78 гостиницы Бентли. В этом выражался их беспрестанный гнев против власти. Среди них звучал и голос Пэта. Каждый вечер он и Син направлялись к пивной на Мэйн-роуд. Нам было неизвестно, где они достают деньги на выпивку; мы многого не знали о Пэте до того вечера, когда он и Ларри поссорились.
Ларри и Адам продолжали свои поездки, но ночи, которые они проводили в лагере на Эрике, были полны напряженности. Мы наблюдали за вспышками ссоры между Ларри и Пэтом и чувствовали: что-то должно случиться и измениться, кто-то из семьи должен будет уйти. Но, в конце концов, произошла такая перемена, которой мы никак не ожидали.
Это случилось через несколько недель после пожара в пивной Бентли. Помню, мы, как обычно, сидели у костра — Кэйт и Дэн, Роза, Кон и Том Лэнгли. Ларри находился внизу, у Сэмпсонов, проверял дополнения к списку, который нужно было отправить в Мельбурн рано утром. Пэт и Син пошли на Мэйн-роуд. Они не собирались возвращаться до тех пор, пока мы все не пойдем спать, потому что, напиваясь, часто бывали довольно шумными, а когда в лагере ночевал Ларри, то нарочно громко пели и разговаривали.
А мы с Адамом до позднего вечера при свече переписывали списки вещей, взятых в Мельбурне, вносили наименования и цены в мои книги. Я пыталась научить Адама системе, по которой я работала. Он писал четко и быстро, но постоянно хмурился, видно, это занятие было ему не по душе. Он работал отчужденно, и только сила воли удерживала его.
Я встряхнула головой и показала на страницу.
— Нет, не здесь! Выше того, что ты написал.
Он вздохнул.
— Я бы хотел, если бы мог, отправить этот муслин, и эти сковородки, и эти дорогие молескиновые брюки на дно морское.
— Интересно, — вмешался Том, — великая игра под названием «торговля» еще не опротивела тебе, Адам?