— Ну, все! Здесь не должно быть драки. Ты, Том, придержи свой язык…
Том не обратил на него внимания, продолжая говорить все более яростно и возбужденно:
— Значит, ты не обманщик? Не ты ли вошел в доверие к моему отцу? Не ты ли ездил на его подводах, брал его деньги? Не ты ли говорил себе: это прекрасно, что Том сбился с пути, теперь мне остается свободный и богатый участок? Так позволь сказать тебе, я не сбился с пути. Ни с моим отцом, ни с Розой. Когда-нибудь я хотел бы их обоих… — он презрительно щелкнул пальцами, — вот так!
— Закрой рот! — приказал Дэн.
— Я скажу тебе, — продолжал Том, — эта кровь подсчитана моим отцом. Никто не будет его наследником, кроме него самого. Неважно, сколько ты обманывал и крал, — ты не сможешь считать, что это твое. Ничего… слышишь ты? Ничего!
Адам рылся среди книг, пытаясь найти фуражку, надел ее плотно на голову и повернулся к Тому.
— А я говорю, что ты лжец.
Обойдя Дэна, он, уходя, уронил табурет.
Все мы смотрели вслед Адаму, уходящему из лагеря, от света нашего костра, до тех пор, пока он не скрылся в темноте.
Роза испустила вопль отчаяния и накинулась на Тома с горящим от ярости лицом.
— Зачем ты это сделал?!..
И она громко и истерично заплакала.
Рядом со мной, всхлипывая, металась Роза, безуспешно пытаясь хоть ненадолго заснуть; наконец, ее дыхание стало глубоким и ровным. Я слышала, что Пэт и Син вернулись, а потом и Ларри. Было уже очень поздно, когда пришел Адам. Я сказала себе, что теперь и я могу уснуть.
В этот момент до меня донесся шепот.
— Эмми, Эмми!
Я, быстро, но очень осторожно двигаясь, чтобы не разбудить Розу, поднялась. Он припал к земле вблизи откидной полы палатки.
— Адам! Что такое?
Было невозможно разглядеть его лицо. Костер уже погас до угольков, тлеющих в золе.
— Можешь помочь мне, Эмми? Я поранил руку.
Не задавая вопросов, я зажгла свечу, поставив так, чтобы ее свет не достигал палаток. Присела на колени, и Адам вытянул свою руку.
— Это ожог! — воскликнула я. — Как это случилось?..
Вместо ответа он только пожал плечами. Я наложила повязку и почувствовала раздражение: его молчание мне надоело.
— Как это случилось? — спросила я сердитым шепотом.
— Драка, — сказал он. — Я был сбит с ног, откатился назад и попал рукой в костер. Он навалился на меня сверху…
— Том?
— Да… Том.
— Драться было обязательно?
— Да, ты знаешь, это было нужно. В конце концов я его поколотил.
Я хотела сказать: «Тебе пришлось драться из-за Розы», но сдержалась.
— Тебе стало легче от того, что ты подрался?
— Нет, — печально признался он. — Это ничего не меняет.
— Это никогда ничего не меняет. — Я продолжала осторожно перевязывать руку, понимая, что даже самый слабый намек может обидеть его. — Жалко… — сказала я. — Как раз тогда, когда тот порез так хорошо начал заживать. Ты должен утром показаться врачу. Он посмотрит, не воспалилась ли рана.
— Утром я уезжаю.
— Да. Я знаю… Но ты должен показаться кому-нибудь перед отъездом. Не дожидайся, пока ты приедешь в Мельбурн.
— Я имею в виду, что я уезжаю окончательно. Я не собираюсь возвращаться в Балларат.
Такой поворот событий ошарашил меня; я всегда опасалась услышать эти слова, но это лишь увеличивало радость каждый раз, когда Адам возвращался с Ларри. Наконец, они были произнесены. И мой внутренний мир словно распался на мелкие кусочки.
— Эмми, не смотри так. Могу ли я остаться здесь после того, что сказал Том?
— Какое тебе дело до того, что он наговорил? Ты обращаешь внимание на таких, как Том? Да он просто завидует тебе! Это малодушно — бежать из-за его болтовни. Женщина осталась бы…
— Женщины сильнее в этих вещах. Я знал об этом уже давно. Мужчине следует бороться или бежать.
— И ты полагаешь, что, поступая так, вы оба больше становитесь мужчинами? — резко сказала я. — Ты изменил себе, позволив Тому прогнать тебя. — Я поднялась на ноги. — Подожди здесь!
Вернувшись, я протянула ему кружку, наполовину наполненную виски.
— Это не успокоит боль, однако поможет тебе ненадолго забыть о ней. — Я принесла табуретку и села около него. — И мы должны быть благодарны, что Дэн не вынес ружье.
— Ты хорошая, Эмми, — сказал он и улыбнулся.
— Я устала слышать это. Нет женщин, которые хотели бы быть только хорошими — мы все хотим быть также кое-чем еще.
Чувствовал ли он, что было у меня на сердце, догадывался ли о жгучем желании просить и умолять его остаться. Знал ли он, как больно мне слышать о его отъезде, настолько больно, что пришлось говорить резко, чтобы скрыть это. И хотя он пришел именно ко мне с обожженной рукой, и я поняла, что означает этот его поступок, но по-прежнему не хотела, чтобы он считал меня только хорошей или доброй. Я хотела, чтобы он сожалел, что оставляет меня, по другим причинам. Но он сожалел только о Розе.