Я рискнула и только сейчас начала понимать, что проиграла в самом начале. Наша судьба была предрешена именно в тот момент, когда мы слушали слова священника, благословляющие союз Розы и Тома. Мы оба страдали, и одним из проклятий нашего брака было то, что мы никогда не говорили друг с другом об этой пытке.
После церемонии не было ничего торжественного. Я переоделась в простое платье для отъезда. Брезентовая сумка, с которой я приехала в Балларат, стала значительно толще. Большая часть того, что в ней лежало, была мне подарена Розой как свидетельство нашей дружбы и любви.
Я быстро вышла из палатки, чтобы присоединиться к своему мужу.
Мы уехали из Балларата втроем — Ларри, Адам и я. А Роза отправилась провести свою вторую брачную ночь в шелковой роскоши отеля «Палас» на Мэйн-роуд. Хоть это ее желание исполнилось.
Балларат остался позади. Мы ехали и разговаривали. Все равно больше делать было нечего. Мы старательно избегали острых тем для разговора, и только однажды Ларри заговорил о Розе.
— Роза была единственной девочкой в семье, и мы сами ее избаловали. Том тоже будет ее баловать. — Немного позже он добавил: — Одиноко сегодня в лагере. Остались только Пэт и Кон.
Я не жалела о Балларате. Теперь я стала сильнее и жестче, чем четыре месяца назад, когда приехала сюда по этой же дороге. Но я стала и более ранимой. Научившись любить Мэгьюри, а потом Адама, я открыла свою душу для новых радостей и новых огорчений. Я больше не принадлежала только самой себе. Обнаружив, что нужна кому-то, я поняла, что сама нуждаюсь в других.
Но Балларат для меня всегда будет историей любви Розы и Адама, а мне бы хотелось избавиться от этого. Так что я не жалела ни о чем и не оглядывалась назад.
Мы ехали до темноты. Адам хотел остановиться раньше, но Ларри не согласился, поэтому, когда мы начали устраиваться на ночлег, было уже совсем темно.
— Не понимаю, почему мы не остановились у таверны, — ворчал Адам, пытаясь в полной темноте установить палатки.
За всю дорогу Ларри ни разу не посмотрел на меня.
— Я не люблю это место, — ответил он. — И никогда там не останавливаюсь.
Сразу после ужина Ларри удалился в свою палатку. Я немного отошла от шока вызванного свадьбой Розы, и бойцовский дух вновь заявил о себе. Я не отдам так просто Адама бесплотной тени, посмеявшейся над нами обоими, которая, мне казалось, была с нами и в этот вечер.
И я не была ни стыдливой, ни робкой с Адамом. Я хотела почувствовать его сильные руки на своем теле и не скрывала этого. Он знал, как вести себя с женщиной. Красивая ночная рубашка Сары Фоли осталась валяться на голом полу палатки Мэгьюри, но нежность Адама заставила меня забыть о ней. По-моему, мы хорошо подходили друг другу, и, насколько я могу судить, он был доволен. Меня переполняло счастье, что он не дал Розе встать между нами и сейчас. Нам было хорошо вместе, и думаю, он не понял, что я не девушка. Он лежал очень близко ко мне, глубоко дыша.
— Я люблю тебя, Адам.
— Я люблю тебя, Эмми. — Наконец, он произнес эти слова. Я поверила ему. Наверное, он тоже.
Но когда я проснулась с первыми лучами восходящего солнца и просто лежала, радуясь своему счастью, я услышала имя, которое он пробормотал во сне. Не мое имя.
Книга вторая
1855 год
Глава первая
Джон Лэнгли, отец Тома, оставался для меня почти мифической фигурой еще долгое время после нашего приезда в Мельбурн. Я часто видела его имя — от него просто некуда было деться. Оно было везде — на цистернах с пивом, на стенах магазинов и складов, даже на барже, курсировавшей вниз и вверх по Ярре. Мое мнение о Джоне Лэнгли сложилось задолго до того, как я впервые его встретила. Оно было не вполне верным, но совершенно сформировавшимся.
Именно Джону Лэнгли мы обязаны нашим первым домом.
Это произошло не потому, что он был щедрым человеком. Его характер был достаточно известен. Он считал, что все в жизни достигается тяжелым трудом. Больше всех других добродетелей он ценил бережливость и трудолюбие. И не старался облегчить жизнь тем, кто на него работал.
В день приезда мы сняли крошечную комнатку в отеле, и Адам отправился к Джону Лэнгли. Он долго ходил по комнате в своем самом хорошем костюме, пытаясь собраться с духом. А вернулся обозленный, нервно тиская в руках фуражку, как будто собирался зашвырнуть ее куда-то далеко.