В то утро Роза и я ехали в легкой двухместной коляске с откидным верхом. Впереди, обогнав нас, в четырехместной коляске сидели Энн, ее няня и служанка Розы. Во главе процессии ехал Джон Лэнгли, который все еще очень уверенно держался в седле, хотя путешествовал весь день. Роза умышленно решила ехать позади четырехместной коляски, несмотря на пыль, которую она оставляла.
— Хоть какое-то уединение — быть последней в ряду.
Время от времени Джон Лэнгли скакал назад к нам, чтобы обратить на что-то наше внимание.
Роза правила коляской очень уверенно, ловко погоняя лошадь хлыстом. Это был подарок от Джона Лэнгли, и он был очень доволен, так как любил хороших лошадей и видел, как она научилась управлять гнедой кобылой. Она назвала лошадь Танцор. Двухместная коляска подходила Розе намного больше, чем закрытая четырехместная. Она стала оставлять кучера дома. Это давало ей определенную свободу, которой она всю свою жизнь никогда не знала; она начала пользоваться своей свободой безгранично.
Сначала не было серьезных поводов для разговоров — казалось невозможным, чтобы кто-либо отважился вести себя так, как вела себя она в таком маленьком городе, каким был Мельбурн. Потом пошли слухи о ней и Чарльзе Гринее — мужчине тридцати лет, который только что приехал из Англии. Он присматривался вокруг, как он говорил. Взял в аренду дом на шесть месяцев и неизбежно был представлен Джону Лэнгли. Часто бывал на приемах в доме Лэнгли, на которых он встречал Розу.
Их видели несколько раз прогуливающимися вместе в Ботаническом саду и даже на таком большом расстоянии от Мельбурна, как Брайтон. Куда можно пойти в Мельбурне? На Розу обращали внимание, когда она проезжала в своей коляске, и не было удивительным, что ее коляску узнали, когда она остановилась однажды у порога дома Чарльза Гринея. Я не знала, у кого нашлась смелость сказать об этом Джону Лэнгли, да и Том не мог больше выносить сочувственные улыбки и покачивание головами за своей спиной.
Состоялся крупный, но короткий разговор между Розой и Джоном Лэнгли, после чего к нам пришло письмо, в котором меня спрашивали, поеду ли я с Розой на Холмы Лэнгли на неопределенное время. Удивительно, что Джон Лэнгли был очень ласков с Розой, его наказание потеряло свой смысл.
— Роза делала слишком много — слишком много приемов, и у нее не было достаточно времени для отдыха. Ей следует успокоиться на время, Эмма, — сказал он.
И я согласилась поехать. Не было причин для отказа. Адам был в плавании, и если бы он вернулся за время моего отсутствия, не думаю, что это существенно изменило бы ход событий. Мне казалось, будет лучше, если я избавлюсь от напряжения нашей вынужденной близости за те несколько дней, когда он бывал в порту. Мы разыгрывали нашу игру достаточно хорошо и никогда не признавались в наших натянутых отношениях. Мы были внимательны друг к другу и спокойно относились к недостаткам каждого. Доброта, когда ты хочешь любви, — самое худшее.
Время от времени, когда нас приглашали в дом Лэнгли, Адам видел Розу, и всегда у меня было впечатление, что, если только Адам скажет ей слово, Роза ради него бросит все, даже ребенка. Другие люди не могли этого заметить, потому что Джон Лэнгли всегда радушно встречал Адама, даже Том отбросил свое недоверие и подозрительность. Поэтому я была единственным человеком, который замечал это или догадывался об этом. Я видела какую-то тайную силу между ними, силу, которая удерживала непреодолимо тянувшихся друг к другу людей. Я не знала причину душевных мук Адама, но предполагала, что только какая-то сокровенная идея, в которую такой человек, как Адам, верил, удерживала его от Розы. А что касается Розы, я полагала, что она выжидает.
Я думаю, в течение тех месяцев после приема они не обменялись ни одним словом наедине; у них не было ничего, кроме обмена взглядами. Когда они были в комнате вместе, это выглядело достаточно выразительным, но для Адама все было кончено, когда Роза бросилась в объятия Чарльза Гринея.
В результате я отправилась в поездку по Холмам Лэнгли в качестве опекунши Розы, то есть того человека, который уменьшит ее тоску, сдержит ее эмоции, если это возможно. В известном смысле я была благодарна ей за это доверие.
— Подумать только, меня выслали сюда, как нашкодившего ребенка, — сказала Роза, глядя в спину едущего впереди Джона Лэнгли, и в ее прищуренных глазах была злость.
— Благодари Бога, что у тебя есть Холмы Лэнгли, куда можно скрыться, а главное — Джон Лэнгли. Если бы он не оберегал тебя от всяких сплетниц, они от тебя живого места 212 не оставили бы. — И тут же я добавила: — Ты, наверное, знаешь, что Чарльз Гриней уезжает в Сидней.