— Пойду отнесу Адаму.
Я хотела попрощаться с ним без свидетелей. День обещал быть жарким, небо было безоблачное; скоро на горизонте должно появиться знойное марево, а Адаму предстояло провести много часов в седле на солнцепеке. Я медленно пошла по дорожке к конюшне, думая о предстоящем прощании. Теперь я должна была увидеть его не скоро, поэтому чувствовала себя немного потерянной.
Эти три дня он, казалось, принадлежал мне больше, чем за все время с той поры, когда мы ждали ребенка. Но означала ли наша физическая близость нечто большее, чем желание спрятать чувство паники, которое мы испытывали от соседства с Розой? Она просто превратилась в сатану, непрестанно провоцируя Адама, играла роль преданной жены Тома, целовала его при всех, пела специально для него вечерами, злорадно наблюдая за реакцией Адама.
Напряжение было велико, но стало еще хуже, когда Роза поняла, что по ночам ее любовные игры слышны в нашей комнате. Не знаю, какое облегчение от своих собственных мук находила она в том, что терзала Адама подобным образом, но делала это нарочно и с жестокими намерениями: хотела удесятерить страдания Адама, демонстрируя свои собственные. Я была рада, что мой муж уезжал.
Я встретила конюха, и, казалось, он испугался.
— Доброе утро, миссис Эмма. Лошади капитана Лэнгли оседланы. Он вот-вот придет. Я как раз иду с его фляжками за водой, сегодня будет жарко, я думаю.
— Да, Джеймс…
Я прошла мимо него, но он остановил меня.
— Миссис Эмма, — он сильно нервничал. — Я поджидал вас, чтобы поговорить, может, вы пошлете мою малышку Бетси в Мельбурн на учебу. Мисс Андерсон говорила, что вы можете помочь.
— Я должна отдать письма капитану Лэнгли. Мы поговорим об этом позже, Джеймс.
— Да, миссис Эмма… однако…
Мгновением позже я поняла конюха. Безумная ярость охватила меня, когда я увидела Розу в конюшне. Ее волосы в беспорядке рассыпались по плечам, и кружевной подол широкого халата волочился по пыльной земле.
Адам проверял подпругу, когда я подошла к дверям. Он казался удивленным. Я молила Бога, чтобы это было так, что они не договорились о встрече. Роза стояла очень близко к нему и смотрела на него в упор.
— Роза, ты с ума сошла! Прийти сюда!
— Я не могла не прийти. Я не могу позволить тебе уйти в этот раз, Адам. Не могу.
— О чем ты говоришь?
Она положила руку ему на плечо.
— Тебе придется взять меня с собой, Адам. Я не могу здесь больше оставаться. Я должна уехать с тобой.
— Теперь я знаю, что ты сошла с ума. Ты не соображаешь, что говоришь. Это невозможно.
— Я могла бы догнать тебя на дороге, — настаивала она. — Это можно устроить. Мы можем уехать вместе в Сан-Франциско, Адам. У нас будут деньги — я продам свои драгоценности. — Она неистово трясла его за руку. — Пойми же, это возможно.
Он взглянул на нее, его лицо было жестким и суровым.
— Ты бы сделала это для меня, Роза? Ты до конца ведешь свою игру. Ты хочешь доказать, что каждый мужчина поблизости — твой, не так ли?
Она слегка отшатнулась от него.
— Что ты говоришь? Разве ты не понимаешь, что ты единственный. Ты один, кого я когда-нибудь любила. С самого первого взгляда.
Он покачал головой.
— Ты не понимаешь, что делаешь.
— Нет, понимаю, — сказала она с торжеством. — Я вполне понимаю, что делаю. — Она приподнялась на цыпочки. — Поцелуй меня! Поцелуй меня, Адам!
Казалось, он колебался одну-две секунды, но наконец наклонился, приблизил свои губы к ее губам. Казалось, их тела слились в одно. И тут я обрела язык.
— Ну, Адам? Ты собираешься сделать так, как она говорит? Ты берешь ее с собой?
Они отпрянули друг от друга. Удивление на лице Адама длилось миг, после которого на его лице не осталось и тени смущения. Он ответил мне сразу.
— Нет, Эмми. Можешь мне не верить, но даже если бы ты не вошла в этот момент, я не взял бы ее с собой.
Он протиснулся мимо Розы и повел за собой коня на поводу. В дверях он остановился и снова обратился ко мне.
— Мне трудно найти слова извинения, Эмми. Слова теперь ничего не значат. Могу только сказать, что обидел тебя не нарочно.
И вскочил на лошадь. Я стояла, глядя ему вслед, думая о том, что он сказал, и наконец повернулась от залитого солнцем двора к тому месту, где в тени конюшни все еще стояла Роза.
— Не могу сказать, что я перед тобой не виновата, Эмми. Это было бы неправдой. Если ты не явилась бы, он был бы моим… да, он был бы моим — я добилась бы этого.