— Мои вещи… помоги собрать мои вещи, Эмми, — забормотала Сара.
Я замахнулась на нее пистолетом, совсем забыв про него.
— Ради Бога, идем! — Я стукнула ее по плечу, чтобы снова вернуть к реальности, и она, спотыкаясь, пошла к дороге.
Другой мальчик Сары Фоли заревел и начал бить свою сестру, требуя мяч, который она спасла от огня. Я слегка ударила его по щеке. От неожиданности он перестал реветь.
— Сейчас же замолчите и идите дальше — вы оба! Ну-ка, возьми крепко за руку своего брата.
В то время я не сознавала, какое впечатление производил револьвер. Они послушались меня беспрекословно. Я схватила за руку девочку и побежала. Она потащила за собой брата.
Через несколько минут мы уже были у мусорной свалки, чтобы спрятаться там. Другие женщины припали к земле рядом со мной — те, кто не успел уйти, когда послышались выстрелы, кто, как Сара Фоли, не мог поверить в мир насилия, который внезапно обрушился на них. Мы ничего не могли сделать, чтобы остановить это или чем-то помочь своим мужчинам. Мы могли только отступать и потом возвращаться к раненым и мертвым.
Внизу, в центре Стокейда, войска прорвали баррикады. Все говорили друг другу:
— Колют штыками!
Сопротивление в Стокейде, казалось, прекратилось.
Многие люди из палаток, окружающих Стокейд, бросились сюда. Я искала семью Мэгьюри среди них. Я спросила одну женщину:
— Миссис Симмонс, не видели вы семью Мэгьюри? — Кого-нибудь из них?
— Кэйт Мэгьюри отступает в Флегхертиз. Других я не видела.
— Адам Лэнгли? Вы видели его? — Я не могла не спросить о нем.
Она покачала головой.
— В Стокейде, вероятно, с Дэном.
Я повернулась и побежала назад в Стокейд. Сражение там было уже закончено. Не осталось никого, кто мог оказать сопротивление. Те, кто мог спастись, убежали, раненые лежали там, где упали. В Стокейде еще оставались женщины и дети, не понимающие, что именно случилось и куда им следует идти. И там были те, кто, как и я, пришли разыскивать своих мужчин в лабиринте разрытых траншей, горящих палаток и перевернутых повозок. Я нигде не видела Адама. Один из солдат сорвал флаг старателей, Южный Крест. Это было похоже на безумие. Я увидела флаг у них под ногами. Это был конец Стокейда. Конные войска сейчас передвигались совершенно беспрепятственно.
Настоящий ужас начался, когда они стали колоть штыками шахтеров, которые лежали на земле. В каком-то бешенстве солдаты беспорядочно наносили удары по убитым и раненым. Я выронила пистолет, и это привело меня в чувство, я оглянулась по сторонам с твердой решимостью действовать, но тут услышала стон.
Его рубашка была пропитана кровью. Он выглядел беспомощно. Я встала перед ним на колени, и липкая кровь сразу попала на меня — на мою ночную рубашку и на руки.
— Адам!
Он был без сознания. Я напрягла все силы, чтобы перевернуть его, но это привело к тому, что кровотечение из раны усилилось. Однако вид его крови вернул в мое собственное тело ощущение жизни. Я и не знала силы своей любви к нему. Боль вернула ему на мгновение сознание. Он приоткрыл глаза.
— Это я, Адам. Это Эмми! Тебе сейчас будет лучше. Я приведу кого-нибудь, кто поможет.
В отчаянии я посмотрела вокруг, надеясь найти помощь, которую пообещала ему.
Я почувствовала, что кто-то стоит за моей спиной. Это был солдат, он взял меня за плечо и пытался поднять меня.
— Уходи отсюда, это противозаконно — помогать мятежнику.
— Оставьте его в живых! Не трогайте его!
Я вырвалась из крепких рук и в отчаянии нашарила среди плит пистолет. Я нашла его и прикрыла шалью. Солдат нагнулся надо мной; я поняла, какая опасность нависла над Адамом, почувствовала запах пороха от его кителя, но самое страшное — у него был штык. Он тянул меня, пытаясь оттащить от Адама. Я взвела курок пистолета и выстрелила в этого солдата. Он был так близко, что порох обжег нас обоих.
Второй раз в жизни я наблюдала, как человек умирает от моего выстрела. Он медленно падал, как Уилл Гриббон. Я бросила пистолет и схватила его за плечи, оттолкнув в сторону, чтобы он не упал на нас с Адамом. Думаю, что в тот момент солдат уже умер. Когда он падал, его штык вонзился в мое предплечье и дошел до самой кости.
С трудом я подтащила два щита, пытаясь сделать из них укрытие для Адама. Но ничего не получалось. Первый безумный удар военных был закончен. Они двигались сейчас более осторожно, подбирая пленных. Другого выхода не было, и я накрыла Адама своим телом. Мое лицо было на уровне его груди. Ночная рубашка закрыла его ноги, и я накинула шаль ему на лицо. Ночная рубашка была пропитана кровью, и я молилась о том, чтобы военные приняли меня за мертвую.
Мы лежали вместе в холодной темноте, превозмогая боль. Он был мой тогда, даже если бы мы умерли, он был мой в те мгновения. Я заплатила за него тем выстрелом. Конечно, не так я мечтала быть с Адамом… Я никогда не буду полностью уверена, что солдат хотел убить его. Я никогда не признаюсь себе, что убила солдата случайно. Ничто не имело для меня значения, кроме Адама. Эта мысль преследовала меня, я не хотела об этом думать одна, я хотела, чтобы Адам помог мне. Прижимаясь к нему, как возлюбленная, я защищала его до тех пор, пока не наступила темнота, и я забылась.
Глава седьмая
Вечный покой подари ему, Боже, и позволь нескончаемым лучам света дойти до него… Он не будет бояться злого рока…
С этими словами я проснулась после того, как они нашли меня и Адама в Стокейде и принесли в лагерь Мэгьюри. Это единственное, что я отчетливо запомнила. Полог палатки был открыт, и я слышала все слова ясно, но не понимала их значения. Мое предплечье было забинтовано и сильно болело. Ко мне подошла Роза, дала воды и вытерла пот со лба. Она была очень внимательна и добра, ни капли раздражения.
— Что случилось? — спросила я. — Адам?..
— Он жив. С ним все в порядке.
— Тогда что?.. Я что-то слышала.
— Син… Син был убит на баррикадах. Пуля попала ему в горло. Еще тридцать три человека убито. Они все будут захоронены перед заходом солнца.
В тот день на Эрике был слышен только стук молотков. В каждом лагере гробы делал свой плотник. Гробы были неровные, шероховатые, между щелями в гробах виднелись белые простыни, в которые были завернуты покойники.
Жуткая тишина опустилась на Эрику и Бейкери Хилл к вечеру. Все закончилось. Казалось, что жизнь остановилась у этой братской могилы.
Они оставили меня одну, когда похоронная процессия двинулась из Эрики, одну, не считая Адама в палатке рядом. К нему, как сказала Кэйт, изредка возвращалось сознание. Пуля еще была в его плече; и у врача не было времени, чтобы оказать ему помощь, так как на Эрике было много людей с более серьезными ранениями. Одиночество давило на меня сейчас, и я дала волю слезам. Я думала о Сине, но не могла представить его среди погибших, похороненных там внизу, на кладбище. В то утро приходил священник. Я помню его слова: «Пусть сейчас добрые ангелы встретят ваши души; пусть мученики торжественно проводят вас… и вы попадете в рай…»
Я шептала эти слова себе, чтобы облегчить одиночество. «Добрые ангелы встретят…» Эти слова выражали скорбь всего мира, но для погибших это уже не имело значения.
Меня тяжелым грузом давила мысль об убитом мною солдате. Я не могла освободиться от нее, не знала, как вынести тяжесть одиночества.
— Адам… Адам, ты спишь? Ты меня слышишь?
Я ждала ответа очень долго. Но, наконец, он ответил. Его голос был слабым, неуверенным, как будто он удивился, не почудилось ли ему.
— Эмми?..
Это было все, что он сказал, но я успокоилась.
Со временем я узнала, что случилось с Розой во время стрельбы в Стокейде. Кэйт рассказала мне об этом потихоньку.