— Жадный старик, — сказала я. — Мне и в голову не приходило требовать за ремонт какие-то деньги.
А это письмо мы написали в ночь перед отплытием «Энтерпрайза». Адам сидел за нашим большим столом и старательно писал его, адресовав своей семье в Нантекет. Он написал о женитьбе и доме, особенно хорошо я запомнила последнюю строчку:
«А завтра я принимаю торговое судно мистера Лэнгли — «Энтерпрайз», которое будет плавать вдоль побережья Австралии.»
Это письмо отправилось в Нантекет для передачи из рук в руки, чтобы смыть позор от потери «Джулии Джесон».
В ту ночь я лежала в объятиях Адама и хотела, чтобы следующее письмо содержало бы новость о внучке или внуке. Но этого пока не было, и Адаму предстояло находиться в отъезде два месяца.
Когда отплывал «Лэнгли Энтерпрайз», Ларри был в Мельбурне. Он пришел с нами в Хобсон Бэй и стоял рядом со мной в порту. Паруса были подняты, корабль выглядел легким и изысканным.
Адам помахал мне с кормы. Он говорил накануне, что экипаж был смешанный, набранный по кабакам в Мельбурне, чтобы укомплектовать состав. Их надо было держать в руках.
— «Лэнгли Энтерпрайз»… Старый Джон, должно быть, на всем ставит свою печать, — пробормотал Ларри.
— Я ожидала увидеть его сегодня здесь, думала, он захочет посмотреть, как отплывает его первый корабль. Хотя бы для того, чтобы пожелать всего доброго Адаму.
Ларри пожал плечами.
— Он платит Адаму, — и вдруг добавил отрывисто: — Но он здесь, все в порядке. Ты заметила экипаж? Вон там.
Экипаж был запряжен парой прекрасных гнедых лошадей, и сворачивал в переулок, когда я посмотрела в ту сторону. Я заметила только спину человека, высокую шляпу и пару белых перчаток, лежащих на трости. Заново покрашенные колеса вспыхнули на солнце.
— Но он не выходил, — сказала я. — Он не заходил на корабль.
— Ничего, Адам знал, что Лэнгли был здесь.
На минуту я возненавидела старого Лэнгли.
— Даже не пожал капитану руку, — сказала я с горечью. — Обращается с ним, как с лакеем!
— Так же, как и с каждым, — успокоил меня Ларри. — Пойдем, Эмми. Старый Джон видел, что я здесь, и к полудню пришлет запрос, почему повозка еще не загружена.
Глава вторая
Недели без Адама текли очень медленно. Все, что намечалось сделать в трех комнатах, было вскоре сделано. Печь выкрашена, оставшиеся шторы для окон сшиты, медь начищалась через день. Я чувствовала пустоту и безнадежность.
В магазинах Лэнгли был день продажи, и я купила муслин и немного кружев для рукавов. В порыве расточительности я выбросила свое старое серое платье, которое слишком напоминало мне Элихью Пирсона, и сшила нарядное платье по самым модным выкройкам, которые смогла найти. Днем я прогуливалась по Коллинз-стрит, как модная дама, зонт над головой защищал меня от солнца, а перчатки плотно облегали руки даже в жару. Первые два дня это занятие меня развлекало, я пролистывала книги, которые и не собиралась покупать, проходила мимо витрин магазинов, притворяясь, что никакие товары меня не интересуют. Затем мне это наскучило, и даже стало интересно, как некоторым женщинам удается вот так проводить всю свою жизнь да еще заставить других им завидовать.
Ларри заходил навестить меня всякий раз, когда бывал в Мельбурне, его визиты были осторожными и непродолжительными, чтобы не возникало никаких сплетен. Это все очень отличалось от той свободы, которая была на приисках. Наши встречи стали почти официальными, Ларри сидел на краю кресла, чопорно держа чашку с чаем и блюдце. Я настаивала, чтобы он рассказывал новости из Балларата и обо всех на Эрике.
— Все то же самое, — говорил он с видом человека, который не знает, что ничего неизменного не бывает.
После этих коротких встреч я становилась более одинокой, чем до них, скучая по Мэгьюри, по товарищам из Эрики. Я снова ощущала пустоту, вспоминая, насколько полными и занятыми были прошедшие дни. Я очень хотела, чтобы в дверь вошел Бен Сэмпсон и уронил тяжелый пласт земли на мой отчищенный стол. Мне нужен был мужчина, который разрушил бы упорядоченный аккуратный мир, в котором я пребывала. Я хотела, чтобы Адам скорее вернулся ко мне. Я лежала в постели, полусонная от жары, которая, казалось, никогда не покинет этот дом, окруженный высокими зданиями. Казалось, все замерло. Кошки запрыгнули на кровать, и мне жалко было их прогонять. Черныш ткнулся в меня своим носом, напоминая, что время завтрака уже прошло; Диггер была более спокойна, мирно лежала на солнышке, от которого уже успела нагреться постель. Я лениво потянулась и услышала голоса погонщиков в переулке, громыхание тяжелых повозок, громкие крики людей, которые грузили тюки с сеном. Еще один день без Адама.
Затем я услышала другой голос, знакомый, любимый. Я сбросила простыни, свалив удивленных котов на пол, и босиком побежала к двери.
— Кэйт!
Я кинулась в ее объятия и ощутила запах одеколона, завитые щипцами волосы.
— Ну, Эмми! Что ты плачешь! Разве ты не рада видеть меня?
Она оттащила меня от двери и закрыла ее перед любопытными взглядами наблюдателей во дворе.
— Я вижу, у тебя есть друзья, — сказала она. — Они как сторожевые псы. Я немного испугалась, проходя мимо них. Представь себе, они спросили, что я хочу от тебя…
— О, Кэйт, я так рада видеть тебя! Как я скучаю по всем вам! Какие новости ты принесла? Вы отказались от Эрики? Ларри ничего не сказал…
И теперь волнение, которое было у нее внутри, вырвалось наружу.
— Золото, Эмми! Вот что она принесла нам!
Я опустилась на пятки.
— Я не верю этому!
Она засмеялась.
— Веришь или нет — это так. Самородок — один из самых больших, которые когда-либо находили на Эрике. Тысяча пятьсот двадцать унций. Они заплатили три гинеи за унцию. И тогда выкупили участок за тысячу пятьсот фунтов. И мы богаты!
Она вдруг закрыла лицо руками и расплакалась. Несколько минут мы плакали вместе, как обычно это делают женщины, всхлипывая и пытаясь говорить. Она достала сильно надушенный носовой платок и протянула его мне.
— После того, как ты ушла, мы сделали новое погружение. Это было… В некоторой степени это было мучительно. У Розы проблемы. Я сказала, что мы должны разработать участок, записанный на имя Сина. Дэн не хотел делать этого, но Пэт настаивал на своем. С самого начала все шло хорошо. Перед тем, как найти самородок, мы положили в банк три сотни фунтов. Тогда я сказала: «Это все, Дэн». Поэтому он продал участок. И теперь мы здесь.
Ее глаза вновь наполнились слезами.
— Конечно, у меня не было времени привыкнуть ко всему этому — я плохо себя чувствую… путешествие и все волнения. Приезжали из газеты, чтобы узнать об этом. Они спросили, как мы собираемся назвать его, — ты же знаешь, как называют большие самородки, — ты помнишь «Добро пожаловать» и другие. Я сказала, что он называется «Самородок Сина Мэгьюри». Он это записал, Эмми, и опубликовал в газете. Прошлым вечером приходили двое, как только мы добрались до гостиницы, и задавали вопросы. Я даже не помню, что говорила им во всей этой суете.
— Что вы теперь будете делать? — спросила я.
Она казалась растерянной и смущенной.
— Что мы всегда и намеревались. Купим гостиницу.
Кэйт поставила свою чашку, и я в первый раз поняла, насколько она постарела. У нее было очень уставшее лицо, складки, идущие от уголков рта, стали глубокими, морщины вокруг глаз появлялись теперь не только от смеха. В волосах добавилось седины. Посередине корсажа виднелось жирное пятно.
— Все теперь так изменилось. Иногда кажется, что наши усилия того не стоили. Теперь с нами только Кон.
— А Пэт? — спросила я. — Что с ним?
Ее губы задрожали, но она справилась с собой.
— Он отделился. Получил свою долю и отделился.
— Зачем?
Она пожала плечами.
— Кто знает? Он только сказал, что остается, вот и все.
— А Ларри?
— И Ларри получил свою долю. Она уже лежит в банке. Мы все положили в банк в Балларате и берем деньги оттуда. Ларри заставил нас это сделать. Он сказал, что мы не для того работали все эти месяцы, чтобы отдать наши деньги какому-нибудь бродяге.