— И моя мама, — тихо закончила я.
Давид шумно вздохнул, вновь отвернувшись.
— И раз они все считают, что мы не подходим друг другу, то плевать тебе на то, что я говорил? — процедил сквозь зубы Алиев.
Глаза снова наполнились слезами.
— Конечно, нет! Просто я…
В голове не было ни одного оправдания. Всхлипнула.
Давид мгновенно повернулся, отстегнулся, подался вперёд и прижал меня.
— Маленькая моя, прости. Не плачь. Малыш, — парень отстранился и посмотрел мне в глаза. Прижал руку в куртке в районе живота. — Так ничего тебе не сказал. Я счастлив, слышишь, очень счастлив. А ты?
Я активно закивала головой, вовсю сдерживая потоп из глаз.
— Давид, Василиса и другие пусть… всё равно будут говорить, — вдруг взахлёб начала говорить я. — Но там, в ресторане, я и сама заметила. Мы с тобой совсем разные. Я такая же, как мои родители. Ты же видел моих родителей? Это люди, которые совсем не знают, что за блюдо такое это "велуте". И я такая же, понимаешь? — слёзы быстрыми ручейками побежали по щекам. И я не успела их вытирать. — Это сейчас я знаю. Я посмотрела в интернете.
— Я знаю, что мы с тобой разные. И мне это нравится. И мне очень понравились твои родители, — терпеливо ответил Давид. Вдруг напрягся: — Твоя мама думает, что я поступлю, как тот… другой отец.
Я не ответила и даже не кивнула. Всё и так было очевидно.
— Ладно, пойдём домой. Ещё дохера всего сделать и обсудить.
Домой. Давид назвал свою квартиру нашим домом. Я сглотнула.
В лифте я поняла, что меня снова безудержно клонит в сон.
Увидев это, Алиев усмехнулся:
— Это поэтому ты половину воскресенья проспала?
— Да, — улыбнулась я. — Теперь дневной сон по расписанию.
Парень рассмеялся. Но я всё равно уловила перемену в его настроении.
— Давид? — сняв куртку, всё же не удержалась я.
— Ась, скажи мне одну вещь, — парень не спешил раздеваться. — Тебя это всё грузит, потому что, не знаю, гормоны взыграли? Если да, то это понятно. Или ты об этом регулярно думаешь? Про то, что мы разные и не подходим друг другу.
— Я так не думаю, правда! Просто, когда об этом каждый второй говорит, невольно начинаешь переживать…
Алиев нечитаемо посмотрел на меня, засунув руки в карманы бомбера.
— Мне никто не говорит, — тихо проговорил он. — Но каждый первый на меня смотрит. И я вижу в их глазах: Алиев, дурак, с такой принцессой связался, она тебя бросит послезавтра. Мне страшно, но я всех нахер посылаю и иду дальше. Потому что верю в нас. Почему ты не веришь?
Я промолчала. Снова у меня не было ответа на этот вопрос. Снова влага собралась на ресницах. Да когда перестану я плакать? Бесит.
Давид, видимо, тоже увидел, что я собираюсь разрыдаться. Повернулся к двери.
— Я тебя только расстраиваю. Пройдусь, — в подтверждение своих слов нажал на ручку.
— Куда ты? — хрипло спросила я.
— Просто погуляю, — глухо сказал Давид. И добавил: — Я вернусь.
Хлопок входной двери.
Я заставилась себя разуться и умыться. Уставилась на себя в зеркало.
Вот что со мной не так? Почему я правда не могу расслабиться и разрешить себя до конца быть счастливой? Разве Давид хоть раз дал мне повод за нас переживать? Нет.
Когда мы вместе, всё идеально.
"Выпей чай".
Это было совсем недавно, но, кажется, в другой жизни.
Тогда я пила самый вкусный чай в своей жизни. Это я точно помню.
Я вышла из ванны, подошла к кухонным шкафчикам и быстро начала искать по полкам. Не этот, не этот. Вот он. В сердцах прижала картонную упаковку в груди.
Боже, да какая разница, кто что думает.
Кому-то этот чай покажется невкусным. Он слегка горький, терпкий, а выпавшие чаинки из ситечка, наверняка, прилипнут к языку или к нёбу, заставив отплёвываться, а затем и вовсе поставить этот чай на самую высокую и далёкую полку.
Но я не поставлю.
Да, горчит, но греет. Греет лучше всех на свете. Каркаде даже рядом не стоял.
Я бросилась к сумке, выуживая телефон. Мне нужно срочно позвонить и сказать это Давиду. И вовсе не про чай.
Гудок, второй, третий. Не поднял. И снова.
Села на диван, сжимая в руках трубку. Глаза слипались, и я разрешила себе прилечь.
Давид обязательно вернётся. Потому что он пообещал.
С этими мыслями, перестав бороться с накатившей усталостью, я заснула.
Меня разбудил холод. В этой квартире из-за прижимавшегося ко мне Давида я всегда спала, будто на печке. Но сейчас нет.
Я лежала на кровати на втором этаже. На улице была непроглядная темень. Значит, уже совсем поздно. И в квартире такой же полумрак. Села. Если я оказалась наверху, то, значит, Давид вернулся. И где же он?