— Пишите, Любонька: дорогая мама…
Глава тридцать третья. Счастливчик Аркадий
В палату тихо вошла манипуляционная сестра, Катенька. Она была невысокой, плотной девушкой с огромными голубыми глазами под тонкими струйками приподнятых бровей и курносым носиком, делавшими ее лицо постоянно удивленным. Аркадий знал, что больные любили ее разыгрывать, а Катенька по наивности на все розыгрыши велась, но никогда ни на кого не обижалась. Сестричка достала из бикса шприц, вставила в него поршень и иголку, набрала лекарство из заранее разбитой ампулы.
— Кто тут Аркадий Григорян? Получите и распишитесь! — весело произнесла девушка, приподняв одеяло. Аркадий повернулся на бок, подставляя под девичий взгляд исколотую ягодицу. Места куда колоть практически не было. Катенька попробовала, нет ли шишек от плохо рассосавшихся лекарств, чуть нахмурила бровки, от чего лицо получилось каким-то комически серьезным и тут же молниеносна нанесла укол, так что Аркадий почти ничего не почувствовал. Что-что, а рука у Катерины была легонькой.
— Катенька, а когда ми с вами распышемся? — подал голос Тимур Герадзе, командир минометной батареи, он только что поступил откуда-то из-под Выборга с тяжелым ранением в живот, а вот тебе радость — теперь шел на поправку и был самым «ходячим» из всех лежащих в палате. Именно ему приходилось звать медсестричку, если что надо, санитарку, если было очень надо, он мог принести воды жаждущему, или газету и своими дополнительными обязанностями по палате совершеннейшее не тяготился. Жизнь била в его черных, как смола глазах ключом, а темперамент заставлял легонько флиртовать с любой женщиной, попавшей в его поле зрения.
— Вот когда сможете станцевать лезгинку на Красной площади, тогда и распишемся, — легко отшутилась Катюша, готовя укол для Тараса Лисоволыка. Тарасу приходилось туго, вот и сейчас Катенька приготовила два шприца, в которые набирала лекарства.
— Ах, коварная дэвушка! Где я буду искать ее на Красной площади, а, когда всэ будут смотрэть на мою лезгинку, вэрно, а?
В палате все кто мог, заулыбались. Катюша тоже. Улыбка ей удивительно шла. «Странно. У нее улыбка ну точь-в-точь, как у моей Ребекки», — подумал Аркадий. И тут же словил себя на том, что назвал Ребекку своей. А она пока что никому не принадлежала.
Очень скоро Катенька исчезла из палаты, прихватив за собой столик на колесиках, без которого ни один ее визит в палату не обходился. А Аркадий стал вспоминать события последнего года — все равно делать было нечего. До приема пищи точно.
В октябре тридцать девятого года многим стало ясно, что приближается война с финнами. Конечно, надеялись, что белофинны примут условия мирного договора, отодвинут границы от сердца революции — Ленинграда, но этого так и не дождались. В самом конце ноября начались военные действия. И начались они с неожиданным трудом. Внезапно Аркадия Григоряна 11 ноября отозвали из Могилев-Подольского погранотряда и направили в инженерный батальон при 44-й стрелковой дивизии Киевского особого военного округа, которая входила во вновь сформированную 9-ю армию под командованием комкора Михаила Павловича Духанова. Дивизией командовал сорокалетний комбриг Алексей Иванович Виноградов. После страшных чисток тридцать седьмого года майор Виноградов получил полк, а в январе тридцать девятого — дивизию. Его военное образование было всего лишь пехотные курсы, которые окончил аж в двадцать втором, да высшие химические курсы двадцать четвертого года. С такой базой знаний и отсутствием опыта командования на новом месте комбригу было трудно.
Как попал в 44-ю Аркадий? Скорее всего, кто-то из кадровиков вспомнил о строительном образовании молодого политрука и решил его использовать с большей эффективностью. Тем более, что укомплектовать дивизию до списочного состава надо было быстро. 13 ноября Аркадий прибыл на новое место службы, он не успел толком ни с кем попрощаться, хотя и хотелось, хорошо, что увидел Ребекку и перебросился парой фраз. Она пожелала ему счастливо возвращаться! И хотя это была всего лишь вежливая фигура речи, Аркадию от такого пожелания стало на душе теплее. За короткое время от прибытия до погрузки в вагоны Аркадий не успел близко сойтись ни с кем, разве что больше общался с младшим лейтенантом-сапером Петром Младеновым, болгарином, семья которого еще до революции перебралась в Россию. Петру исполнилось тридцать. Когда ему было пять с небольшим лет их с семьей отправили в ссылку, как «граждан, нелояльных к российской империи». Это случилось тогда, когда Болгария вступила в войну с Россией на стороне Тройственного союза. Петр закончил военное училище в тридцать пятом, был немногословен, как и Аркадий, но дело свое знал и любил. Не любил высовываться, выступать, поэтому многие его однокашники по училищу уже бегали капитанами. Профессионализм болгарина и свел Аркадия с лейтенантом Младеновым. Аркадий никогда не уставал учиться, особенно у тех, кто был опытнее его, а Петр был действительно опытным командиром. Еще Аркадий сумел понравиться двум людям — начштаба батальона капитану Степану Куракину, здоровенному курскому увальню с добрейшей улыбкой, да старому шоферу Севастьяну Логину. Логин был наполовину русским, наполовину мордвином, но свое шоферское дело знал. И не только. Он мог любую машину починить, с ходу разбирался в любых неприятностях с мотором, был незаменим на своем месте. Севастьян был малым разговорчивым, добродушным, немного вертлявым. Мог достать что угодно и где угодно. И кое-что от его щедрот доставалось молодому политруку Григоряну, которого сержант Логин почему-то сильно зауважал.