— У вашего отца я подозреваю рак почки. Болезнь довольно редкая и крайне тяжелая. К сожалению, необходима операция. Но у нас такого врача нет. Может попробовать Андрей Георгиевич, но я сомневаюсь…
Доктор достал из серебряного портсигара папироску, постучал ею о закрытую крышечку, как будто для того, чтобы табак чуток расшевелить, но, понимая, что от него ждут сейчас не сигаретного дыма, а какого-то слова, произнес:
— Есть такой вариант: в Железнодорожной больнице, в Жмеринке, есть доктор Борис Самуилович Вальдман. Он прекрасно оперирует. Почку придется удалить, но и с одной почкой можно жить. Операция сложная, тут нужна отточенная техника и скорость работы высочайшая. Это точно к Вальдману. Я дам вам к нему направление, он не откажет. Состояние вашего отца тяжелое, но довезти его вы сможете, там к операции подготовят, в общем, все.
Коротко кивнув на прощание, Яков Моисеевич поспешил по своим неотложным делам. Вскоре медсестра вынесла братьям направление, и они забрали отца из смотровой. Надо сказать, что Иван и тут постарался сделать все, что смог. До поезда в Жмеринку оставалось немного времени, так он успел созвониться с кем-то из депо, так что в Жмеринке Остапу не надо было искать транспорт — их с отцом должны были встретить и отвезти в больницу. На этот раз братья попрощались более душевно, без того холодка, который сначала возник между ними. А в Жмеринке их действительно встретили, отвезли в больницу и помогли найти доктора Вальдмана. Тот и вправду не отказал, лично осмотрел Архипа, назначил анализы и сообщил, что оперировать будут через два-три дня, когда немного подготовят больного, сейчас сердце не готово, может не выдержать.
Остапу ничего другого не оставалось, как отправиться в Могилев вечерним поездом. В смущении Остап вспомнил, что тряпицу с едой оставил в подводе, которую Иван отогнал во двор к знакомым. А есть хотелось ужасно. Денег тратить Остап не любил. Брать, зарабатывать, выторговывать — это сколько угодно, а вот отдавать, нема дурных! А все равно, повздыхав, пошел на базарную площадь, не переставая сетовать, купил четыре пирожка — два с ливером, а два с капустой, да бутылку молока. Пока жадно ел, не смотрел по сторонам, только смолов все до крошки и выпив все до последней капли, расправил плечи и почувствовал в себе силы поесть еще.
Привокзальная площадь изобиловала генделиками, в которых можно было засидеться до того, что и поезд профукаешь, подсчитав в уме деньгу и решив, что рисковать не надо, может не хватить, если поезд пропустишь, Остап купил у бабок, сидящих на маленьких скамеечках четверть хлеба и два вареных яйца. Этого должно было хватить. Привокзальная площадь тонула в пыли, бабки наперебой расхваливали товар, извозчики-балагуры ожидали возможности заработать копеечку. В воздухе пахло разной снедью, а еще пылью и навозом. Лошади добросовестно старались вносить в этот аромат свою достойную лепту. Им никто не возражал. Недалеко какой-то мужчина в приличном костюме, наверное, из этих «совначальников» берет извозчика, а симпатичная девушка перебегает площадь наискосок, торопясь к кассам. Вот! Надо бы пойти самому у касс потолкаться! Билет все-таки взять. А то билета на руках нету, а я уже на генделык прикидываю. Вот натура человеческая! И Остап быстро пошел к кассам…
И все-таки в поезд Остап чуть не опоздал. А все из-за того, что встретил Юхима Цыбаря, старого знакомого, с которым сдружился еще в детстве. Юхим рано остался без родителей и его воспитывала бабка в Бандышовке. Там они и задружились. Потом Цыбарь пошел учиться и стал работать в Жмеринском депо, и видеться они перестали. А тут такая встреча! Вот жалко, что нельзя было встречу отметить как следует, времени нет совершенно. Пока поговорили за то, за это… Остап вскинулся, глядь, а время почти-почти… Хорошо, что стояли практически на его перроне — чуть пробежал и у поезда, так тот уже трогаться начал, хорошо, проводник руку подал, и Остап вскочил в вагон, пусть не свой, но уже еду, уже в дороге! Пройдя через три вагона, молодой человек оказался в своем. В его купе кроме него ехали еще пятеро — молодая семья — отец, мать и двое детей, мальчик и девочка и девушка. Отец семейства был одет по-летнему, белобрыс, по-военному подтянут, немного картавил. Они из Ленинграда ехали на отдых в Бронницу, это около Могилева-Подольского, в санаторий, который каким-то боком относился к тому ведомству, в котором служил молодой человек. Говорил, что едет туда второй раз, а на следующий год, даже если не дадут путевку, приедут сами по себе, благо квартира летом стоит недорого, а фруктов — навалом. Откормить деток фруктами — это их большая мечта. В этом году отпуск дали сейчас, рановато. Остап утешил, сказал, что сейчас как раз время будет черешни и вишни, так что ягодами детишки отъедятся. А вот молчаливая одинокая девушка у окна сразу привлекла внимание Остапа. Она была молодой, красивой, крепко сложенной, черноволосой. Ее волнистые волосы свободно падали на плечи, казалось, она только сошла с экрана кинофильма. «Гарная дивчина» — сразу подумал про себя Остап. Девушка ни на кого не обращала внимание, нет, она вежливо отвечала на вопросы шумного ленинградского семейства, улыбалась проказам и капризам маленьких детей, которым вот-вот и в школу, спокойно переносила внимание Остапа, тому казалось, что он ее где-то уже видел. Ага! Эта же та самая, которая площадь перебегала в Жмеринке, и торопилась к кассам… Стоп! Где-то еще… Могилевский базар? Ну да, где еще можно увидеть человека в Могилеве, как не на базаре? Остап усмехнулся. Наверное, там, вот только как он ее там увидел, почему запомнил? Остап задумался. Но тут дал знать свое голод. То ли дети, которые постоянно жевали, разбудили его аппетит, то ли вспомнил, что так и не поел нормально на привокзальной площади, но парень развернул узелок с едой и почти мгновенно прикончил оба яйца и кусок хлеба. На крошки посмотрел с сожалением, потом стряхнул их аккуратно в ладонь и отправил в рот — нечего хлебушку пропадать. И тут неожиданно услышал голос девушки: