Они шли в ее сторону. Ну куда тут денешься? Никуда, тем более что именно тут, в парке, она обещала встретиться с Валиком. После утренней репетиции он вдруг собрался с духом и пригласил наконец ее на свидание. Ребекка никогда не рассматривала Валика как ухажера — ведь она была старше его на целых три года! Нет, парень нравился ей, пусть не красавчик, зато в нем была мужская сила, уже сейчас была. Основательность. Вот именно. Основательность и надежность. Кажется, что еще надо в жизни? Но девушке хотелось чего-то большего, чем просто ощущение спокойствия, уверенности, ей хотелось любви, чтобы сердце колотилось, чтобы чувствовать душевный трепет. А трепета все не было. Нет, Валик, это не плохой вариант. Ва-лен-тин... Она в задумчивости произнесла его имя по слогам. Вот только он должен был прийти минут пять как… и как всегда, опаздывает. Ну не могла она терпеть от него эти постоянные опоздания, для ее математического педантизма такие «фортели» со стороны мужчины казались просто недопустимыми. Ну вот… они совсем рядом. Ребекка отошла чуть-чуть в сторону, так, чтобы оказаться в тени старой развесистой липы. Впрочем, она могла бы стоять прямо посередине дороги, все равно Моня бы ее не заметила, сестре было сейчас явно не до нее. И Ривка вздохнула, отчаянно завидуя тому счастью, которое Монечке так неожиданно привалило.
А Моня шла, держа под руку своего Арончика (она уже была уверенна, что это именно ЕЕ Арончик), и эта уверенность делала ее неожиданно смелой. Она прижималась к его плечу и слушала рассказ о жизни, о студенчестве, о скитаниях молодого учителя. Она не знала почему выбрала именно его, более того, Моня понимала, что никакого выбора и не было, просто они встретились — и все, и влюбилась… С первого взгляда. Что испытывал Арон, сказать было сложно. Но, ей казалось, он тоже поглощен этим чувством. Ему приглянулась она, Моня, которая пусть и не была красавицей, но была очень привлекательной девушкой, немного полноватой, но ей эта полнота шла, ее внешность была не такой уж приметной, но именно Арон оказался тем человеком, который рассмотрел и оценил в ней настоящую красоту, и не только…
Ребекка неотрывно наблюдала за идущей парочкой, вот они остановились, как только оказались в тени ивы, растущей почти на самом берегу реки, вот взялись за руки. Надо же! Они целуются! Почему-то ей захотелось возмутиться таким наглым поведением парня, но тут же Ребекка поняла, что просто завидует сестре, а зависть не самое лучшее чувство. И в эту минуту, так некстати, появился Валик. Он был весь запыхавшийся, наверняка почти бежал, было видно, что он очень спешил, но все равно опоздал почти на десять минут.
«Может быть, он меня тоже все-таки любит, или нет? Да… любовь — это точно не математика! Ее невозможно описать никаким уравнением… Интересно, а кто-то из математиков ставил перед собой подобную задачу?» — подумала Ребекка, глядя на смущенное лицо Валентина, ожидающего взбучку за опоздание (это бывало всегда, когда он задерживался перед репетицией), потом увидела букет полевых цветов, который тот все не решался вручить, улыбнулась, и подала Валику руку.
— Давай пройдемся в сторону пристани? — предложила девушка для того, чтобы не пересекаться со старшей сестрой. И когда они уже шли по набережной, держа в руке подаренные цветы, Ребекка еще раз бросила взгляд на сестру и ее парня. А они стояли на том же месте, как пришпиленные и продолжали целоваться. Действительно, а вдруг это у них любовь? И на ее душе стало как-то неожиданно тепло и радостно.
Глава тринадцатая. Дела семейные
Глава тринадцатая
Дела семейные
Абрахам не был особенно религиозным человеком. Но часто он читал Тору. Работа в совхозе занимала много времени, и в синагоге Абрахам Голдберг бывал не так часто, как пристало бы ревностно верующему человеку. Но в Бога он верил. Верил искренне, ведь если не Божий промысел, то что тогда столкнуло его с Лейзой? Что, скажите люди добрые?
Сегодня у него был особенно тяжелый день. Сказать, что Абрахам устал, было не верно, он был истощен физически и морально. И именно в такие моменты старый еврей искал утешение и ответы на свои вопросы в мудрости Торы. Почему-то неспешное чтение древней книги успокаивало его.Когда пришел, было уже поздно. Он с порога отказался от еды, даже не стал пить чай, а сразу же засел за книгу. Жена знала, что в такие минуты ее мужа трогать нельзя. Это знали и его девочки. Впрочем, пока что никого из них дома не было. Постепенно произошло то, что должно было произойти: слова из Торы принесли успокоение. Абрахам как будто бы очнулся. Словно какая-то пелена спала с его глаз. Он почувствовал в себе прилив сил. Такое случалось не часто, но иногда чтение священных свитков делало его самого сильнее. Прочитав короткую благодарственную молитву Абрахамнеожиданно почувствовал сильный голод. Ну вот… все становится на свои места.
Выйдя на кухню глава семьи застал на ней Лейзу. Она хлопотала над ужином, который на сей раз был очень поздним. Все было готово, все ждало едоков, но их пока что не было. Увидев мужа, женщина тут же бросилась исполнять свой долг и через несколько минут еда вся такая горячая и свежая, уже была на столе. Еще утром Лейза сходила на базар и купила курицу, как всегда, живую, долго торговалась, пока не нашла именно то, что хотела, потом отнесла ее на птицерезку и проследила, чтобы ее разделали как полагается. Теперь еда стала кошерной. Курицу надо было постараться растянуть на несколько дней, поэтому она приготовила жаркое, в котором порезала курицу такими маленькими кусочками, что за кружками моркови и кольцами лука ее можно было и не заметить. Но аромат от подливы был изумительный, впрочем, как и всегда. Из потрошков и домашней лапши она сварила суп, который сейчас поставила перед мужем, а рядом — мамалыгу, кашу из кукурузной муки с подливой из курицы. Лапшу и хлеб Лейза готовила сама — так получалось экономнее. Надо сказать, что Абрахам никогда не резал хлеб большими грубыми кусками, а ломти резал очень аккуратно и тонко. Вот и сейчас он именно так нарезал хлеб и начал есть с аппетитом суп. Как только он поел, супруга убрала со стола тарелку и положила в чистую небольшую плошку салат из огурцов и помидоров, сдобренный в самую меру кукурузным маслом. Все это было съедено с большим аппетитом.
— Добавки не хочешь? — все-таки спросила Лейза, понимая, что если муж захочет добавки, то ей кушать будет практически нечего, ведь еще прибегут три голодные дочери, и что тогда? Но понимал это и ее муж. Абрахам кивнул головой в знак несогласия и произнес:
— Спасибо, сегодня было необычайно вкусно. Ты превзошла сама себя. Я наелся.
В их семье так уж было заведено, что именно Лейза распределяла еду, рассчитывала порции, стараясь растянуть продукты, которые покупались на базаре или выписывались мужем в совхозе на самый возможно длительный срок. Девочек надо было еще одевать и учить, хотя Ребекка и Монечка уже работали, и их деньги помогали семье, но пока они жили очень скромно, хотя намного лучше, чем тогда, когда старшие сестры учились. Дать образование им двоим было непросто. И все-таки Лейза так привыкла отказывать себе почти во всем ради девочек, что не могла и мыслить, что в жизни может быть как-то по-другому. Нет, они действительно стали жить лучше. И два раза в неделю Лейза готовила мясо, и каждую неделю покупала курицу, и фрукты были на их столе, не только каши и овощи. Но вот эта приобретенная привычка экономить и самой лично распределять еду у Лейзы осталась. Как часто она сама оставалась голодной, особенно если кто-то из девочек просил добавку. И как она могла им отказать? Она ведь все время на кухне. Там отхватит крошку, там попробует, там что-то перехватит, вот и почти сыта. А муж постоянно на работе, ему нужно дать еду с собой, а девочки растут — им тоже надо хорошо питаться. Но что-то сегодня ее Абраша слишком уж устал. Что-то с ним не то. Не заболел ли? Болезней Лейза боялась больше всего. Потеряв едва родившегося сына, стала боятся еще больше. Поэтому, когда она обратилась к мужу, в ее голосе звучало неподдельное беспокойство: