Сегодня они договорились встретиться на набережной, а уже оттуда вся их неразлучный квартет, подобрав по дороге еще пару-тройку знакомых, отправился на аэродром. Ребекка таки успела в школу, застав там директора и завхоза, которые в гордом одиночестве занимались хозяйственными делами, каждый своим. Никаких особых планов у них на нее сегодня не было, и Ривка направилась в сторону набережной. Это место по праву считалась самым красивым в городе.
Тенистые деревья, высокий берег Днестра, прекрасный вид, открывавшийся на ТОТ берег, холмы, теснившиеся к излучине реки, паромная переправа рядом с местом массовых гуляний. Напротив был разбит небольшой зеленый сквер, в котором располагались несколько памятников, в том числе и могила коммунистов, погибших в борьбе с местными кулаками. Моська не раз говорил, что его отец должен был лежать в этой могиле рядом с Селянином и другими борцами за советскую власть, да вот, пуля прошла чуть-чуть не так, совсем рядом с сердцем.
Ребекке больше всего нравились раскидистые плакучие ивы, посаженные в парке. Они давали прохладу в жаркие дни. Часто под их тенью встречались влюбленные парочки. Как раз под такой ивой они втроем и собрались.
Она, как всегда, не опоздала, последним, в согласии с традицией, пришел Валик Куняев. В их дружной четверке, Валик был тем, кто всегда чуть-чуть опаздывает. Пусть на две-три минуты, но обязательно! Вот и сейчас, они дружно наблюдали, как из переулка напротив, стремительным шагом появился Валентин Опаздывающий. Он старался прийти вовремя или даже на пару минут раньше, но что-то постоянно мешало ему быть вовремя.
Валентин Викторович Куняев был из простой рабочей семьи. Отец его трудился на заводе, который теперь стал машиностроительным, и получил имя Сергея Мироновича Кирова. Виктор Куняев пользовался на заводе авторитетом за умелые руки и взвешенность суждений. Будучи беспартийным, линию партии поддерживал. К его мнению на заводе прислушивались не только рабочие, но и руководство. Валик во многом пошел в отца — такой же крепкий, приземистый, с мощным костяком и грубыми, высеченными из камня, чертами лица он был воплощением силы. Парень не выдался ростом, не удался лицом, да и разговорный жанр не был его истинным призванием. Он был грубо вырезанным из цельной скалы глыбой, какую и надо закладывать в основание здания. Внешне, как уже говорилось, Валентин был полной противоположностью Моськи. Резкие грубые черты лица против тонких линий, почти что ослепительно белые мягкие прямые волосы против черных, как смоль, жестких Моськиных кучеряшек, голубой цвет глаз против темно-коричневого, почти черного взгляда вечно ироничного Моськи. Молчаливый, спокойный, уверенный в себе характер против вечно сомневающейся, быстрой и слишком говорливой натуры. Как говорится у классика «огонь и холод, лед и пламень»? И, тем не менее, они очень быстро сошлись, и стали закадычными друзьями. Валик втянул Моську в занятия боксом, а Моисей Гурфинкель привлек нового друга в созданную «Синюю блузу». А очень скоро у Валентина Куняева появилась еще одна, более серьезная, причина принимать участие в «Синей блузе».
Глава четвертая. Комендатура
Глава четвертая
Комендатура
С самого утра легкая дымка и выцветшее бледно-голубое небо обещали жаркий и душный день.
Клубы пыли, поднимаемые ногами футболистами, добавляли игрокам лишние трудности. Матч был принципиальным — встречались старые соперники и конкуренты, команды 24-го Могилев-Подольского погранотряда и Киевского пограничного округа НКВД УССР. У киевлян играло несколько молодых ребят, призванных из резерва киевского Динамо, но местные пограничники брали слаженностью и задором. Их команда регулярно и упорно тренировалась, футбол любили все и играли с самого детства.
Трибун на стадионе не было, а болельщики — командиры и солдаты стояли просто у импровизированной ограды поля.
— Налево пасуй!
— Ну что же ты!
— Бей! Мазила…
— Давай! Пас давай!
— Я тут!
На небольшом футбольном поле было тесно. Аркадий играл в нападении. Он не был высокого роста, но обладал прекрасной скоростью и быстрым рывком.
В этой игре он чаще всего пытался пройти почти по левой бровке, замотать пару защитников и пробить вратаря. Дважды ему это удавалось. Оба раза удары проходили мимо ворот. И обидные выкрики болельщиков его не задевали, Аркадий был уверен в своих силах.
Команда КПО (Киевского погранокруга) была неплохой. Против него играл высокий, вялый защитник, а это давало Аркадию шанс. До конца матча оставалось минут пять, а счет был равный — по два гола забили еще в первом периоде, а во втором гости стали «сушить» игру, уверенные в том, что ничья на выезде лучше, чем ничего. Центрбек его команды Варенников был высоким парнем, хорошо играет головой, но Аркадий никак не мог сделать ему передачу, а это было еще одним шансом.
Четыре минуты. Болельщики уже просто вопят! Они требуют атаки, а она не идет, в центре поля просто столпотворение, а крепкие защитники киевлян просто выносят мяч подальше от своей штрафной. Свисток. Вбрасывание. Каким-то чудом Аркадий получает мяч и на развороте обходит соперника, обидно прокинув мяч ему между ног. Скорость набрана, Аркадий уже в штрафной, один на один с вратарем, но угол для удара слишком острый. Заметив набегающего почти во вратарскую Васю Варенникова, он решает отдать ему мяч. Пас получился точно на голову, вратарь этого не ожидал, попытался в прыжке достать мяч, но тщетно! Перекладина! Рикошет за ворота. Голкипер тут же получил мяч от болельщиков и сильно пробил в сторону ворот хозяев поля.
Хоть мяч и не на его фланге, Аркадий бежит в защиту,но только успевает добежать на свою половину поля, как увидел — судья показывает одиннадцатиметровый.
На поле лежит киевлян, держась за ногу. Через минуту встает, и прихрамывая, отходит за штрафную.
Судья неумолим.
Он отмеривает шагами одиннадцать метров, устанавливает мяч… Свисток!
Бьет Кошевой, парень из динамовского резерва. Удар — и мяч «сухим листом» летит, описывая дугу и, резко падает в воротах за спиной вратаря. Почему он даже не выпрыгнул?
Машина ехала в Могилев-Подольский за продуктами для части. Кроме водителя и сержанта-экспедитора в кузове машины сидел младший политрук Аркадий Григорянц.
Ему надо было отвезти в комендатуру, располагавшуюся в городе, сводки и документы. Обычная работа политрука, кроме того, надо было забрать две посылки с агитационными материалами, которые пришли по железной дороге. Он договорился с сержантом, что его заберут из комендатуры на обратном пути. Тот заверил его, что недолго — получат муку для пекарни и обратно, час, полтора от силы. Глядя на круглое довольное лицо курносого белобрысого сержанта с россыпью смешных веснушек на лице, Аркадий сам невольно улыбнулся. Молодому армянину исполнилось всего двадцать четыре года. Время абсолютного счастья. Но был ли он счастлив? Вроде бы да… Или нет? И почему этот дурацкий вопрос о счастье возник именно сейчас, когда машина по трясучей дороге, прыгая на ухабах, медленно ехала в город?
Почему-то вспомнился Ташкент, куда он уехал учиться в строительный техникум. До этого он жил в Коканде, его семья перебралась туда из Горчанова. Отец сапожник, работал один в маленькой мастерской, считался «частником». Мама никогда нигде не работала, если не считать работой дом и воспитание пятерых детей.
У Аркадия было еще два брата и две сестры, все младше его, самой маленькой только-только исполнилось девять. Семья была крепкой и дружной. В братьях и сестрах Аркадий души не чаял и был готов сделать все для их счастья.
То, что ему удалось пойти учиться, было большой удачей. Опять-таки во многом благодаря маме. И вот он в Ташкенте — большой незнакомый город, намного больше и шумней, чем его родной Коканд. Документы у него приняли, а вот место в общежитии не дали. Возвращаться домой? Аркадий себе такого позволить не мог. Несколько дней он ночевал по вокзалам. Но долго такое продолжаться не могло. Он понимал, что ему надо еще и учиться где-то, тем более, что предметы были сложными, а учеба требовала главного — времени, а поиски ночлега отнимали его с лихвой.