Я хорошо помню, как красивая молодая женщина присела на корточки передо мной так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Она была одета во что-то белое. Вся такая лёгкая, тоненькая и воздушная.
— Привет, меня зовут Катарина. Ты ведь Минако?
Я сморщила лицо в знак протеста. Из больших окон помещения, в которое меня привела социальный работник мисс Вудкрафт, лился солнечный свет, а крохотные пылинки кружили в воздухе, купаясь в его лучах. Я заворожённо смотрела на их танец какое-то время, и спустя мгновение заговорила:
— Меня зовут Ви… Это сокращенно от Венера…
Катарина обернулась к мисс Вудкрафт и та слегка кивнула.
— Что ж, Ви… Давай…
— Ты фея? Фейри?
Она засмеялась, и смех её был таким звонким и чистым, каким должно быть смеются только феи.
— Нет, я не фея! — воскликнула Катарина. — Я работаю в Интерполе. Это такая полиция, которая разыскивает преступников по всему миру.
— Полиция? — удивилась я. — Ты посадишь меня в тюрьму?
— Что ты, — улыбнулась она. — Я не сажаю детей в тюрьму… Давай, мы с тобой кое-что проясним… Я хочу поговорить о том, что случилось у тебя дома… когда… обидели твою маму…
До Катарины со мной говорило много людей. На все их вопросы я отвечала гробовым молчанием. Просто отворачивалась и уходила в себя. С Катариной же всё было иначе. Она была не похожа на всех тех психологов и детективов. Я рассказала ей, что ничего не могу вспомнить. Она же, выслушав меня, немного погрустнела и разочарованно вздохнула. Когда агент Интерпола собралась уходить, я судорожно вцепилась в её руку и заглянула в красивое лицо, освещённое лучами солнца.
— Не уходите! Не уходите фея Катарина! Не оставляйте меня здесь! — взмолилась я. — Побудьте со мной ещё немного!
Она печально покачала головой, высвобождаясь из моих цепких и влажных рук.
— К сожалению, я не могу, детка… Мне нужно идти… Но, знаешь, завтра я обязательно приду тебя навестить! Хорошо?
Я кивнула и всю ночь, и следующее утро просидела на подоконнике, отказываясь от еды, ожидая её возвращения.
Катарина приходила почти каждый день. Иногда пропадала на неделю или две, но когда появлялась, обязательно приносила мне маленькие подарочки в виде конфет и игрушек. Вот так незаметно она просочилась в мою жизнь и все в ней изменила. Шло время. Катарина стала моей подругой, моим лучом света, оставаясь феей моих грёз, пока в её жизни не появился ОН… Человек по имени Алан Блэк. Наверное, я ощутила, что меня предали и бросили, прямо как все те приёмные родители и опекуны, которые героически брали за меня ответственность, а потом спустя какое-то время возвращали назад в приют. Возможно, отчасти в этом была виновата я сама — росла я довольно мрачным ребёнком. Добавьте к этому бесконечные кошмары по ночам, полные криков и слёз, истерики, плохое настроение, проказы. Они просто не выдерживали, сдавались, а я начинала все по новой. Девочка по имени Минако Айно умела выживать, если верить заголовкам «Times». Наверное, я просто старалась соответствовать…
Я простояла в комнате несколько минут, глядя в пространство, признавая эту правду. Малышка Минако должна выжить. «Выжить. Выжить. Выжить», — сверлило в мозгу. Потом я взяла рюкзак, бросила туда письменные принадлежности, пару тетрадок, и вышла из комнаты. Спать мне уже расхотелось.
***
Я бесцельно бродила по главному корпусу, где располагались учебные аудитории и лаборатории. До начала занятия, на котором мне сегодня присутствовать было не обязательно, оставалось ещё полчаса. Но я не могла остаться в комнате из страха, что воспоминания о Катарине и Алане вновь захлестнут меня с головой. Я маялась от безделья, и с этим ничего пока нельзя было поделать. Может сходить к психологу и выговориться? Наверное, в колледже Джубан должен быть один… Сколько себя помню, я посещала социальных работников, психологов, психоаналитиков и психотерапевтов всех мастей и званий. Но со временем у меня выработался иммунитет. Я быстро поняла правила игры и старалась давать им то, чего они от меня хотели. Я могла изобразить печаль, радость, сожаление и выдавить из себя слёзы. Что угодно, лишь бы они оставили меня в покое и убрали с моего лба невидимое клеймо жертвы, каковой я себя никогда не ощущала. Ни одному из них я никогда по-настоящему не открывала душу, кроме Катарины, и то пока она… Пока ОН…
Так. Стоп.
Нельзя отвлекаться. Особенно на Алана и Катарину, когда я сбежала из Лондона, чтобы быть от них подальше… А психолог определённо плохая идея. Никому больше не позволю копаться в моей голове. Это правило. А правилам всегда нужно следовать, если хочешь выжить…
Я вздохнула. Внезапно стало как-то подозрительно тихо. Я подняла голову и огляделась — облупившаяся штукатурка на стенах, жёлтые разводы, ржавчина и пыль. Оказалось, что я случайно забрела в какое-то безлюдное крыло здания, где давным-давно не делали ремонт. Под потолком мерцало несколько жёлтых лампочек, и чем дальше я продвигалась по коридору вперёд, тем меньше их горело. А когда я уперлась в дверь с табличкой: «НЕ ВХОДИТЬ», сделалось почти темно.
Я уже хотела развернуться и направиться назад, как неожиданно до меня долетел какой-то странный звук, похожий на тихую печальную мелодию, доносившийся из-за закрытой комнаты. Язык этой музыки наполнил моё сердце неожиданным томлением. Это были резкие, волнующие, гортанные звуки, но в то же время необыкновенно притягательные и манящие.
Наверное, мне не следовало этого делать, но любопытство взяло верх над разумом. Я легонько толкнула дверь, и она со скрипом отворилась, впуская меня внутрь, словно в разверзнутую пасть чудовища. Звук печальной мелодии стал громче. С бьющимся сердцем я переступила порог и обвела комнатку глазами. Через заколоченные окна в помещение проникал скудный свет, наполняя его серыми тенями. Если судить по мебели, когда-то здесь была учительская. В комнате оказалось намного холоднее, чем в коридоре. У окон стояли три письменных стола, покрытых толстым слоем пыли, рядом несгораемый шкаф с отделениями для ведения картотеки, несколько сломанных стульев… Имелся также старый потёртый диван и… О, Боже!
Моё сердце предательски ёкнуло и забилось быстро-быстро, гоняя адреналин по венам, потому что рядом с этим самым диваном на полу я увидела человеческую кисть руки с мраморной кожей и длинными музыкальными пальцами, выглядывающую из-за спинки.
Прошло, наверное, несколько секунд или возможно минут, а я стояла и под звуки дьявольской мелодии, доносившейся неизвестно откуда, таращилась на эту ужасную находку, не зная, что предпринять. Позвать на помощь? А если спросят, зачем я пошла в заброшенное крыло? Вновь начнутся допросы с пристрастием и беседы с психиатрами, которые, покопавшись в моём прошлом, обязательно найдут в нем «негативное влияние генов» отца-убийцы.
Внезапно мелодия оборвалась, и в это же время рука пошевелилась, исчезая за спинкой дивана. Послышался усталый вздох. У меня отлегло от сердца. Словно бремя с души свалилось.