Все эмоции сдулись вдруг, угасли, сошли на нет. Хотя чувство вины тоже было не тем, чем хотелось бы наполнить этот бездушный белый свет.
Марина вдруг поняла, что больше не чувствует, не осознает своего тела, как раньше. Словно раньше в белом свете была полость в форме ее физического тела, а теперь она размылась и сжалась до размеров ее сознания. Хотя Марину это не испугало – просто отметила этот факт.
Слава, муж мой, Ярослав, сын мой, люблю вас. Наполняюсь этим чувством к вам, потому что это и есть самое важное. Что бы ни было, где бы вы сейчас ни находились, возмущением уже не поможешь, но может, любовь вы мою почувствуете, и пусть вам чуть легче, теплее от этого станет.
Марина словно закрыла глаза, и сама стала белым светом.
И вдруг она почувствовала, что и правда ее больше ничего не держит, не сковывает. Но не так, будто она освободилась от чего-то, а словно она все время этим светом и была, просто не понимала, не давала себе почувствовать это. И никакой он не злой, не холодный, не бездушный, а мягкий и податливый, приятно-прохладный, сам этот белый свет и есть свобода, легкость, простор, всесилие.
И в то же мгновение она ощутила присутствие, единение со Славой и Яриком. И Ярослав таким спокойным был, таким взрослым, как будто все гораздо раньше ее понял и почувствовал. Марина замерла, любуясь спектром, в который складывалась его неосязаемая сущность.
И ведь только на первый взгляд казалось, что окружающий белый свет такой однородный, монотонный – в нем вдруг оказалось столько ярких оттенков, столько цвета. Кажется, такой красоты Марина никогда не видела в земной жизни. О да, если это конец света, то почему его так долго пришлось ждать!
Вдруг все вокруг стало погружаться в сумрак, темнеть, тускнеть, и в следующую секунду… Марина проснулась.
Она лежала в темноте, в своей постели, Слава мерно дышал во сне, лежа рядом с ней.
Марина посмотрела в темноту и поняла, что чувствует сожаление из-за того, что сон оборвался. А может, как раз это называется концом света? Наша земная жизнь? Кончается белый свет, легкость, свобода, и мы оказываемся здесь, да еще и так боимся распрощаться с этим миром…
Она поднялась с постели, прошла по темному коридору, заглянула в комнату к Ярославу. На столе горел ночник, а Ярик, как всегда, свернулся во сне в замысловатую позу, закинув ногу на ногу, скинув с себя одеяло. Резные темные полукружья ресниц отбрасывали тени на матовую кожу.
Всегда буду помнить, каким видела тебя во сне, подумала Марина. И это чувство любви, которое вдруг вновь испытала к Славе. Солнышки мои. Свет мой, ты всегда во мне. И никогда не будет тебе конца.
Осень когда-нибудь кончится
В том году стояла такая серая, такая пасмурная осень. Сначала это даже нравилось – не отвлекало от работы. Ее было много – как всегда, и не приходилось мучиться мыслями, что там солнце, а я сижу в четырех стенах вместо того, чтобы выйти подышать, запастись на зиму витамином D, как будто мне было перед кем отчитываться, что не вышла и не подышала. Хотя, может, именно потому, что не было, я с удвоенной силой отчитывалась в этом перед самой собой.
В начале октября пришел большой заказ на реставрацию старинных фотографий – около пятидесяти или даже больше таких же серых, как погода за окном, снимков. Восстановив всего лишь несколько из них, я стала замечать, что то и дело скатываюсь в какие-то мрачные мысли, предчувствия, зачем-то ищу ответы на вопросы, которые даже не стоило бы себе задавать. В ход пошли удвоенные дозы шоколада и кофе, это немного помогло, но эффект длился недолго. Поняла, что если продолжу в том же духе, то вместо депрессии мне скоро придется бороться с лишними килограммами, а это была совсем не та альтернатива, на которую хотелось менять текущую ситуацию.
Переключилась на духи и косметику, на свечи в оранжевых подсвечниках, на цитрусовые – апельсины, мандарины и помело. Так хотелось поговорить с Яном, посидеть с ним где-нибудь в кафешке, посмеяться – рядом с ним, как всегда, все проблемы разом потеряли бы смысл, но где была я, а где Яник? Черт бы его побрал с его Москвой и с его работой – явится в скайп поздно вечером, когда уже идти спать пора, ну где тут пообщаешься нормально?
Работа тем не менее – все пятьдесят с лишним пасмурных фотографий – не терпела отлагательств, за окном все тот же темный пейзаж, так что не поймешь, то ли день, то ли уже почти ночь, и в душе то и дело возникало чувство, которое тут же выкристаллизовывалось депрессивно-вопросительной интонацией – а зачем вообще все это? Что делаешь, что не делаешь – все одно, так кому все это нужно? Ни радости, ни удовольствия, ни вдохновения… Точно, вдохновение, уцепилась я за соломинку, – я всегда знала, где его искать, а искать его обязательно нужно, когда оно пропадает.