В тот раз на обратном пути мы нашли Джеймса. В саду, на дереве. Шея багровая от веревки, лицо налилось кровью.
Его заметила Бетси и, сжав в ниточку губы, вытаращила огромные, как у коровы, глазищи. Вытянутое тело Джеймса медленно поворачивалось под самой толстой веткой яблони, ноги почти касались земли. Солнце пробивалось сквозь листву, и по лицу Джеймса прыгали зайчики. Я вскрикнула и рассыпала маргаритки.
— Нет, нет, нет!
Недоверчивые круглые глаза Бетси сузились в удивленные щелочки. Будто она углядела на том дереве эльфа, будто Джеймс, такой красивый и теперь недоступный, явился из тех же краев, что и она сама.
Мы постояли, каждая чуть-чуть завидуя тому, что он ускользнул от своих демонов. Он мучился кошмарами, но в свои шестнадцать стал достаточно взрослым, чтобы понять: все эти годы его терзали не видения.
Набравшись храбрости, мы приблизились — нас тянуло любопытство — и разглядели у него на шее глубокий шрам от врезавшейся веревки. Это был шнурок, скрученный из нескольких тонких бечевок и завязанный длинной толстой петлей. Мы смотрели не отрываясь.
— Он все заранее придумал.
Я тронула ботинок, черная кожа блестела на солнце. На нем были серые носки и темно-синие шорты, голени сплошь в синяках, как у Бетси. Я глянула ему в лицо: ничего общего с Джеймсом, бледным, застенчивым и тихим как мышка. Все думали, что ему не больше одиннадцати, а он был почти взрослым. Говорил высоким девчачьим голосом, и над верхней губой даже пушок не пробивался. Должно быть, ему едва хватило сил, чтобы залезть на дерево, но напоследок он доказал, что не трус.
— Прощай, Джеймс, — сказала я.
— Пока, Джеймс, — повторила за мной Бетси и бросила в него палку, но промахнулась. — А что Джеймс делает? — спросила она.
— Он умер.
— Как твоя мама?
— Да.
Мы еще немножко поглядели на Джеймса. Муха села к нему на колено, я смахнула ее. С уголка рта у него медленно стекла и застыла красная струйка, и он все смотрел на россыпь яблок, висящих вровень с его лицом.
— Пойдем, — позвала я Бетси. — Надо возвращаться.
Я никому не сказала о том, что мы видели. После стольких лет Джеймс заслужил немножко покоя.
— А мы умрем? — спросила Бетси, набирая пригоршню камешков с дорожки.
— Может быть, когда-нибудь, — ответила я, а сама подумала: как это мне раньше в голову не пришло?
Глава 40
В обмен на помощь с компьютером я скрепя сердце соглашаюсь пойти вместе с Эдамом побеседовать с одной деревенской женщиной. А внутреннему голосу, который предостерегает меня от опрометчивого поступка, велю угомониться. Эдам рвется побольше узнать о своей сестре, и я, если честно, тоже. Кроме того, он мне просто нравится. А он просто старается помочь. Мы с ним сходимся все ближе, и хотя я еще не готова к чувствам, которыми сопровождается дружба, мне это приятно.
Эдам сгибается над своим ноутбуком, а когда тот в третий раз зависает, принимается колотить по нему.
— Давно нужно новым обзавестись, — бурчит он себе под нос, затем расплывается в ухмылке и поднимает на меня глаза. Похоже, мое присутствие его забавляет.
Я неловко примостилась на краешке его кровати, а он сам устроился за столом. Повсюду стопки книг и бумаг. Даже в полумраке виден слой пыли, покрывающей буквально все.
— В четвертый раз повезет. — Эдам встает, проходит по комнате с покатым полом и узловатыми балками потолка и сжимает мне плечи. От неожиданности я вздрагиваю. — Я перетащу тебя в двадцать первый век, даже если это будет стоить мне жизни! — До него вдруг доходит, что он сейчас сделал, и он резко отступает.
— Я не с другой планеты, доводилось пользоваться Интернетом, — усмехаюсь я.
— Ну наконец-то! — Эдам подключается к Интернету, кивком подзывает меня и пододвигает мне свой стул: — Садись сюда. Это, мисс Джерард, называется «Интернет». Удивительный мир, где можно завести знакомство с кем угодно — с китайцами, с австралийцами, даже с инопланетянами. — Эдам разливает по чашкам чай и продолжает лекцию по ликвидации компьютерной безграмотности, будто я полный неуч. — В банановой республике тоже умеют заваривать чай, — роняет он, потому что я смотрю не на экран, а в чашку. — Так-с, сейчас зарегистрируем тебя в школьной сети. И ты сможешь прочесть всю почту, которую проворонила. Сводка школьных новостей выходит каждый день. — Опираясь одной рукой на спинку стула, Эдам нагибается через мое плечо. От него пахнет сандалом, лесом, весенним дождем. Не хочу ничего этого замечать. — Входить во внутреннюю сеть могут только сотрудники и школьники. А сотрудники еще имеют доступ к Интернету на более высоком уровне. Так что если хочешь потрепаться с друзьями на Facebook или если, скажем, подсела на Ebay — без проблем. Для нас ничего запретного, а вот девочкам, согласно школьным правилам, доступны исключительно образовательные сайты.
— Что, прости? — У меня вдруг включается слух. Собственно, я не просила объяснять, что такое Интернет, сама знаю. — Нет, говоришь, запретных сайтов?
— Для сотрудников нет.
Эдам возвышается надо мной. Сегодня он в джинсах, а не в привычных темно-серых рабочих брюках. Вместо рубашки — линялая футболка с названием какой-то рок-группы через всю грудь, подбородок тронут однодневной щетиной, по цвету темнее, чем его волосы. А главное — он выглядит усталым, расстроенным. Что-то случилось?
Я внимательно слежу, как он регистрирует мой школьный электронный адрес и показывает, как все работает, как входить в систему, как заходить в Интернет с неограниченным доступом.
— Очень просто, видишь?
Я хочу попробовать сама, повторить все, что он мне показал. На мгновение наши руки сходятся над клавиатурой.
— Можешь брать мой ноутбук когда захочешь. Учительские компьютеры не всегда свободны.
— Спасибо, — отзываюсь я, а сама думаю: как бы заглянуть прямо сейчас? Взламывать систему безопасности вместе с Дженни и Флис, чувствовать, как они заглядывают мне через плечо и гадают, зачем взрослой тетке тусить с подростками, — это совершенно не то. — А можно сейчас попробовать? — Надеюсь, дрожащий голос не выдает чудовищность моего замысла.
— Конечно. — Эдам открывает новое «окно». — Наслаждайся.
Весь мир у меня под рукой, всего в двух щелчках мыши — другая жизнь. Эдам с чашкой в руках присаживается на кровать. Листает одну, другую книжку, но вскоре со вздохом откидывается на локти. Я слышу, как он отставляет чай, взбивает подушку и растягивается на матрасе.
Я оглядываюсь: Эдам читает, не обращая на меня внимания.
Так, сначала Google, теперь страничка регистрации в «Afterlife». Я замираю, словно уткнулась в запертую дверь, словно явилась незваным гостем.
Новый пользователь — Демоверсия — Регистрация — Вход — Контакты — Конфиденциальность
— Эдам… — Прежде чем нырнуть неведомо куда, мне хочется убедиться, что рядом есть живая душа — тем более человек с загадочным увлечением Роклиффом. — Эдам, ты никогда не совершал чего-нибудь непоправимого, такого, что ломает всю жизнь… чего потом нельзя ни исправить, ни вернуть назад, иначе это повредило бы тем, кого ты любишь больше всего на свете? Короче, ты не совершал чего-то такого… после чего по утрам не хочется просыпаться, а хочется умереть?
Сгорбившись, затаив дыхание, я жду ответа. Но ответа нет, и я оборачиваюсь. Он спит, тихонько посапывая, а развернутая книжка покоится на груди.
На регистрацию уходит минут десять. Платить не надо, если только не хочешь зарегистрироваться на более высоком уровне с дополнительными льготами или не собираешься обзавестись чем-нибудь сверх стандартного набора принадлежностей для своего виртуального жилища. Выбираю себе имя, вношу кое-какие личные данные — все вымышленное, разумеется, — и под конец подтверждаю информацию с помощью школьного электронного адреса.