Вот только я не сбегу! Задрав нос, представляю себя королевой и гордо иду за ним. Пусть ему будет стыдно за моё общество, а моя совесть чиста!
Я даже умудряюсь безошибочно сделать заказ, хотя поначалу и теряюсь в непонятных французских терминах в меню. Сырники с малиновым пралине и какао против подобия омлета и чёрного кофе у Ара. И пусть мне претит есть маленькими кусочками, изящно орудуя ножом и вилкой, я не даю придурку ни единого шанса выставить себя деревенщиной.
— Почему ты не с Никой? — интересуюсь, сделав маленький глоток воздушного какао и окинув Ара снисходительным взглядом. Быть может, я и робкая, но хорошо учусь!
— У неё дела, — равнодушно бросает Турчин, помешивая кофе.
— А ты бездельник? — Не знаю, что там шеф-повар добавил в пралине, но ощущаю себя невероятно смелой.
— Можно и так сказать, — улыбаясь, играет бровями Ар, а потом снова пронзает меня взглядом. За изумрудным сиянием его глаз непролазная темнота. Там, за красивой оболочкой, всё сгнило давно и безвозвратно. И как только Ника не замечает этого?!
— Ясно. —Я честно пытаюсь выстоять и, не моргнув, выдержать на себе взгляд Турчина, но в какой-то момент сдаюсь. — Чего ты вечно на меня так смотришь?
Позабыв о манерах, залпом выпиваю какао, почти не ощущая вкуса, лишь бы скинуть с себя морок чужого взора.
— Как? — тянет Ар и, склонив голову набок, пальцем проводит по своим губам, намекая, что я запачкалась.
— Пристально!
Заливаясь краской, хватаю салфетку. И чёрт меня дёрнул спросить!
— А что, нельзя? — Ар вальяжно откидывается на спинку кресла. Ну, конечно, он на своей территории, не то что я!
— Вообще-то у тебя Ника есть! — бормочу, вытирая губы, и вздрагиваю от громогласного хохота, оглашающего зал ресторана.
— Есть и будет! — ржёт Ар, пропуская сквозь пальцы пшеничного цвета волосы. — Твоя сестра тут при чём? Или ты подумала?..
Не прекращая смеяться, Турчин водит указательным пальцем от себя ко мне и обратно. Противно. Унизительно. Мерзко. Но я сама виновата, что завела этот дурацкий разговор. Сгораю от желания сорваться с места и выбежать на улицу, но внезапно Ар перестаёт смеяться, и его взгляд приобретает нездоровый блеск.
— Расслабься, девочка, ты не в моём вкусе, — не говорит — плюёт прямо в лицо Турчин. Но если он думает, что этим задевает меня, то глубоко ошибается! Напротив, его грубое откровение — как мёд на израненное сердце.
Я даже улыбаюсь — искренне, с некоторой долей облегчения. Отчего-то отвращение Турчина мне в разы приятнее его симпатии. Правда, улыбаться приходится недолго.
— По крайней мере, пока тебе не исполнится восемнадцать, — цедит сквозь зубы Ар и откровенно елозит по мне взглядом, словно я сижу перед ним абсолютно голая. — Хотя что-то мне подсказывает: к тому моменту ты уже сбежишь.
— Ты рассуждаешь, как параноик!
Здесь, в общественном месте, мне становится в несколько раз страшнее, чем ночью в своей каморке.
— Называешь Савицкого психом, а сам не лучше!
Заслышав фамилию Геры, Ар сжимает в кулаке край белоснежной скатерти и до хруста стискивает челюсти. Надо же, как задело его сравнение с местным психом! Или здесь что-то другое?
— Ты что, боишься его? Да? — Внезапная догадка окрыляет и, что греха таить, несказанно радует меня.
— А ты? — буравит своим презрением Турчин.
— Нет, — отвечаю уверенно.
— А зря! — кривит губы Ар и просит официанта нас рассчитать. — Ты пытаешься разглядеть во мне монстра, Тася, да только не там ищешь!
Арик придерживает меня под локоть, пока мы возвращаемся к автомобилю, открывает дверцу и, не спросив моего согласия, везёт к огромному торговому центру. Я не спорю. Да и какой смысл?
С нетерпением жду, когда тачка Турчина, наконец, остановится, а я смогу пересесть в такси и уехать к отцу, но Ар несказанно медлит, кругами разъезжая по огромной полупустой парковке. Наверно, со стороны я и сама похожа на неврастеничку, которая, обезумев, дёргает ручку дверцы, лишь бы вырваться на свободу, но именно так веду себя, заметив стоянку такси. Арик хмыкает и, проехав ещё метров сто, тормозит, но прежде чем снять блокировку с дверей, просит:
— Вспомни меня, Тася. А лучше — уезжай!
Глава 3. Побег
Люди глупые.