Из чего состоит память?
Когда мы говорим о трансгенерационной передаче, с самого начала мы задаемся вопросом о том, каким образом содержание прошлого передается из поколения в поколение. Действительно ли речь идет о «памяти»? Но о каком именно ее типе, раз этот термин несет в себе разные значения в зависимости от концептуального подхода? «Клеточная память» и унаследованная бессознательная динамика не имеют ничего общего. Каким будет наш подход? Прежде всего, существует ли семейная психика, в которой хранятся переживания предков и которую мы передаем своим детям в момент, когда даем им жизнь и имя?
В глубинной психологии действительно существует нечто подобное: этот резервуар переживаний, к которому каждый человек имеет доступ с рождения, был открыт Юнгом, назвавшим его «коллективным бессознательным». Это нечто, что позволяет нам понять, что мы являемся хранилищем не только нашей личной истории, но и истории всего человечества, берущей начало еще в древности. Таким образом, мы можем, сами того не сознавая, входить в резонанс со своими близкими или далекими предками, даже не зная их и никогда не встречаясь с ними, поскольку у нас есть этот общий «фон», который связывает нас всех.
Другими словами, это примерно то же понятие, которое описывает Дидье Дюма[6]: он говорит об узах, которые связывают ребенка с динамикой психологической жизни его родителей на очень глубоком уровне. Эта восприимчивость исчезает примерно в трехлетнем возрасте, но до тех пор бессознательное отца и матери воспринимается и почти полностью усваивается ребенком, который живет в симбиозе с родителями.
Память присутствует и на многих других уровнях: в своей книге «Индивид и семейная память»[7] Энн Муксель показывает, как память может проявляться тысячей различных способов. Так, существует память о звуках и запахах, о местах, о тех, кого чтят, о тех, кого оплакивают или скрывают… Часто речь идет о том, чтобы помнить, но избирательно, то есть сосредоточив внимание на том, что хорошо для имиджа семьи или ее устойчивости, игнорируя все остальное. Поскольку тогда определенные элементы истории должны быть забыты, чтобы жизнь продолжалась, – например, жертвы истреблений, геноцида, ссылок, религиозного или политического преследования, – отношение к ним находится на стыке двух противоположных желаний. С одной стороны, мы должны подавлять память о них, потому что только такой ценой наше выживание станет возможным. Однако с другой стороны, необходимо вновь и вновь вспоминать их имена, потому что иначе никакое внутреннее умиротворение не может быть достигнуто.
Связь с некоторыми из этих воспоминаний о прошлом сохраняется через личное поминание или участие в ритуалах поминовения, чтобы ничто из них не было забыто (речь идет о таких событиях, как Холокост, геноцид армян, Голодомор и т. д.). Другие воспоминания требуют быть названными и встреченными лицом к лицу для того, чтобы освободить место для чего-то другого. Это те воспоминания, о которых никогда не рассказывали из-за стыда или вины и которые были «заметены под ковер», что и привело к появлению тех самых семейных тайн.
По сути, каждый справляется с памятью как может. В зависимости от степени близости она по-разному влияет на всех людей, в том числе на членов семьи. Важно различать, какой памяти и почему мы хотим быть верны (или неверны), ведь в противном случае мы можем оказаться под гнетом похороненных воспоминаний, индивидуальных или коллективных. Понимание того, чем они опасны, и умение защитить себя от них становится принципиально важным, как мы узнаем из главы о патологических явлениях, связанных с трансгенерацией.
Оставаться верным вопреки всему
Одним из наиболее важных понятий в психогенеалогии и трансгенерационном анализе является то, что известно как «лояльность». Это понятие было широко развито благодаря И. Надю, изобретателю контекстной терапии[8]. Кажется, будто мы, будучи членами одной семьи, уже связаны друг с другом этическими понятиями, влияющими на то, как мы ведем себя друг с другом с точки зрения одаренности, общности, взаимности и т. д.