— Кое-что произошло, я должна попросить тебя… — она опустила глаза, нервно стянула перчатки с рук. — Мне нужна помощь. Берни мой муж, но…
— Ты же не собираешься рассказать, как жалеешь, что он выжил, и как хотела бы вдовствовать? — Энтони нервно усмехнулся.
Альда вздрогнула. Забыв про слёзы, расправила плечи. В затылке неприятно потянуло, Энтони поморщился. Альда наверняка приняла гримасу на свой счёт.
— Нет, — белые руки сжали перчатки. — Я никогда не желала вдовствовать. Как твоя рана? Вижу, ты на ногах, чудесно. Мне сказали, Рональд сбежал. Почему ты не с ним?
— Ты не знаешь действительности, не знаешь, в каком пекле держал своих людей Рональд! — Аддерли сбросил покрывало и с силой впечатал в паркет босые ступни. Шрам от раны задёргался взбесившейся змейкой, Энтони накрыл было его ладонью, но передумал. — Не давал позвать основные силы, потому что это замарало бы память Айрона-Кэдогана. Полковник трясся над славой мертвеца, а не над жизнями своих драгун. Сбежать вот так, отказаться от чина — единственное, что ему оставалось. Или дезертирство — или военный суд.
— И ты позволил. Оставил его… — Альда вцепилась в Энтони взглядом. — Не нужно твоих оправданий. Мне нужно только узнать, куда Рональд уехал.
— По-твоему, беглец сообщает, куда собирается бежать?
— Другу — да! Но ты потерял его дружбу… И всё же ты знаешь. Скажи мне.
— Чуткое любящее сердце не подсказывает?
— Энтони! — Альда всхлипнула, закрыла лицо руками.
Аддерли накрыл рукой разнывшийся шрам, беспомощно огляделся.
— Альда… Пожалуйста, не плачь. Прости меня, я скотина. — Он дотянулся Альды, осмелился отнять от лица тонкие пальцы. Альда дёрнулась, забилась в глубину кресла, как испугавшись. — Я действительно не знаю наверняка. Он мог уехать в Блицард…
— Блицард, хорошо. — Альда облизнула нижнюю губку, вытерла слёзы с раскрасневшихся щёк. — Я сейчас же отправлюсь за ним.
— За Рональдом? Зачем?
— Ему нужна помощь. — Альда кивнула сама себе, решительно ударила кулачками по коленкам.
— Ему или тебе? — Аддерли с усмешкой покачал головой и откинулся на спинку дивана. Альда замерла, не иначе, задумалась. — Совесть не прощает три года в оледенении?
Альда натянула перчатки, сдула со лба выбившуюся прядь.
— Твоей совести тоже не мешало бы потревожить хозяина, Энтони Аддерли.
Шум в ушах накрыл его, заставил сжать виски. Голова как в огне, сучий шлем!
Графиня Оссори что-то сказала, по крайней мере, Энтони уловил движение губ.
— Тони!!! — неожиданно тёплые руки коснулись плеча, щеки. — Ложись, я сейчас, я позову лекаря!
— Альда, бумагу.… Давай, пока я жив! Дурацкий вопрос, прямо на виду!
Боль металась от висков к ране, но не отнимала у зрения ясности. Аддерли видел, что карябал на листке. Кричала ли это совесть или болела рана, но он не сомневался ни секунды.
— Это — тракты, по которым люди едут, если им нужно в Блицард. Рональд вероятнее всего выбрал Эмерикский.
Аддерли черканул последнюю линию, призванную обозначать Эмерикский тракт, и попытался улыбнуться. Альда потянулась к листку. Она побледнела, дрожащие руки сжали листок.
— Скажи ему, что я не имел права осуждать. И ещё… дракон сложил крылья следом за Кэдоганом, Альда. Рональду не вернуть его. Помоги ему наконец понять это.
Став оруженосцем Кеймрона Далкетта, Энтони понятия не имел, что подписал собственный смертный приговор. И сам «Дедушка Далкетт», как звали его подначальные, был тут не причём. Старый, почти оглохший от пушечных залпов, он относился к Энтони как к любимому внуку. Генерал с гордостью рассказывал оруженосцу о годах своей славы, учил «разговаривать» с пушками, читать карты, а вечерами устраивал шуточные бои на столе, доверяя Тони целую деревянную армию. Оруженосец Аддерли так бы и постигал военное искусство вполне мирно и даже с удовольствием, если бы не явился тот, кто протянул ему этот самый приговор. Протянул с улыбочкой, довольно дружелюбной, но дающей понять: возражения отменяются. Айрон-Кэдоган вообще считался мастером говорящих улыбок.
Армия разместилась в деревнях вокруг взятой блаутурцами крепости на вражеской территории, близилась зима, боёв ждать не приходилось. Энтони стукнуло семнадцать, а он уже повидал настоящее сражение, побыл гонцом на поле боя и даже пострелял из пушки — с высочайшего дозволения своего сира. Словом, юный Аддерли был вполне доволен жизнью, пока в армию не пожаловал наследный принц одного с ним возраста. Но принц имел куда более пылкий нрав и намеревался испытать армию на прочность, а не себя в армии.