— Героиня вашей легенды на диво глупа, Мигель. — Хенрика прицокнула. — Ей следовало выцарапать сопернице глаза, а изменщика сжечь в этой самой впадине. За мной бы дело не стало… — Легенда нашла в её душе странный отклик. Да, она бежала от любовных притязаний настырного кузена Лауритса, отбиваясь короной. Но… Откопай он себе в Песках другую, приняла бы такой исход Королева Вечных Снегов? Это бы стало оскорблением и попранием замысла жарких битв за её любовь, отрицанием всех его дел, разве нет?
— Возможно, у меня есть одно средство, которое временно сведёт на нет прославленную кровожадность вашего рода. — Герцог ви Ита, разряженный с блеском куклы эскарлотского дона, поравнял свою вороную кобылу с Фольке и протянул раскрытую ладонь.
На развёрнутом бумажном свёртке краснели, желтели и зеленели леденчики. У Хенрики заранее свело зубы.
— Не угадали, Мигель. Королеве-дикарке не по вкусу сладости.
— Именно поэтому они не сладкие. — Ита хитро улыбнулся, приподнял острые брови. — Попробуйте. Ваш младший племянник больше всего любит красные.
Хенрика переодела перчатки с рук на луку седла и взяла тёмно-красную капельку — чем не кровинка. От сладкой скорлупки зубы засаднило, Хенрика поскорее разгрызла леденец. Во рту закислило. Слишком знакомая и невозможная в Эскарлоте ягода лопнула на языке.
— Откуда?
— Королева Диана лично следила, как ухаживают за кустами брусники и клюквы.
Хенрика быстро кивнула, поспешила отвернуть лицо, слишком легко на него слетались тени горя, а это не для зоркого вороньего ока. Перед взглядом поднялись холм и два дерева на нём, этакая арка с отливающим красным стволами-колоннами и редеющей, сходящейся в дугу листвой. Вперёд. Хенрика не сомневалась, северные ягодки не были популярным при дворе лакомством, неуспех следовал за бедной сестрой в каждом её деянии.
— Небогатое наследство оставила Диана этой стране, — губы холодила грустная улыбка.
— А теперь не угадали вы. — Герцог ви Ита затряс головой так отчаянно, что перья на шляпе сложились в крылья вспугнутой птицы. Какой? На пути к эскарлотской границе до Хенрики доходили слухи, что кузен приволок из похода стаю — стадо? — очень крупных диковинных птах, из чьих перьев в Песках делают украшения и чьи яйца едят… Вот какую заморскую ерунду этот невежественный лесоруб приготовил на смену анатомическому театру и университетским кафедрам! — Сыновья вашей сестры — главное сокровище Эскарлоты.
— Не вы ли рассказывали, что старший подобен чудищу? — Кузену Лауритсу, чтобы озвереть, пришлось четыре года барахтаться в песках и крови, но что довело ограждённого от войн племянника?
— Подобен чудовищу с задатками совершенного правителя, — поникнув носом, вздохнул Мигель и направил лошадь на полянку, краснеющую не тусклее лавы. Со всех сторон её окружали деревья в зареве красной листвы, продолжая непрошенные сравнения с огненной впадиной. Уж не начнётся ли настоящая Эскарлота для Хенрики Яльте только отсюда?
Настроение улучшалось по мере того, как её проводник по эскарлотским красотам своими руками — слуги и приближённые не сопровождали его на прогулке, что ещё обернётся ему выговором от короля — накрывал под сенью деревьев «стол» для трапезы. В седельных сумках он вёз скатерть, посуду и кушанья, а не книги и документы, как в шутку ей, было, в начале подумалось.
Как и в деле варки кахивы, Мигель показал себя сущим чудесником на поприще сервировки. Хенрика лишь присела на опушённый бахромой край оранжевой скатерти и моргнула, а он уже наколдовал какие-то немыслимые яства на плоских деревянных тарелках. Прежде, чем она успела что-то разглядеть, хозяин трапезы протянул ей кубок с вином. По счастью, кубок не обезображивали ни рекенианские вороны, ни что-либо иное, а по запаху вино выигрышно отличалось от того фруктового сиропа, каким потчевал себя, семейство и гостью король.
— За дом Яльте, донья Энрика. — По лукавому лицу Мигеля пробегали барашки теней от колышущейся листвы. Ему бы пошло баловаться колдовскими трюками, сидя под крылом Стража Веры. — За волчицу, юного волка и волчонка, пока слишком слабого, чтобы быть принятым в стаю…