— Так как же так, Мигель? Вы уже допускаете, что страшный старший брат позволит Салисьо дожить до коронации? Определитесь, мой славненький.
— Это самый знаменитый эскарлотский сыр, он вызревает в пещерах месяцами. — Герцог ви Ита отсалютовал сыру-затворнику и мечтательно улыбнулся, взглянув на ту высоту, где начинались у деревьев ветки. Точно птица предвкусила полёт. — А я иногда позволяю себе более радостные прогнозы, правда, основываются они обычно на смерти Райнеро…
Диана бы за такие слова зубами впилась в это крепкое горло с выступающим кадыком, обманчиво защищённое эмалевой фибулой. Хенрика промолчала и занялась деликатесом. «Тухлое» мясо оказалось изумительным, но повторит ли его успех этот сыр? Ведь ему явно нехорошо. Он рыхлый, иссечённый голубовато-зелёными прожилками, будто шрамами, а запах! Ну конечно, его же месяцами томили в пещерном плену… Хенрика прикрыла глаза и отправила «калеку» в рот.
— Я нравлюсь вам так же, как сыр и хамон? — засмеялся Мигель после того, как королева-дикарка, закатывая глаза и постанывая от удовольствия, съела ещё десяток похрустывающих от плесени кубиков, запила вином и с трудом удержалась от того, чтобы не лечь на спину и предаться сырным грёзам. Кары на блицардских сыроваров нет…
— Не обольщайтесь, Мигель, я не продаю свои услуги похитительницы принцев за такую смехотворную цену. — Хенрика накрутила на палец шнур на канцлерском плаще и потянулась к блюду, где ломтики кабачков и грибов вели за территорию бой с красными сморщенными пришельцами и зелёными погорельцами — они были какие-то сдутые и местами поджаренные до черноты. Стремительный налёт вилочных зубчиков разрешил их затяжной спор. Впрочем, сама Хенрика опробовала лишь края «трофея», прочее же вложила в рот сцапанному за шнурок герцогу. Ей очень понравилось, как он ест, не скрывая наслаждения пищей. — Не продаю тем более, что вы и не разъяснили мне, что за тени вы прочите во временщиков при царствовании Салисьо?
— Мы с вами только что совместно вкусили приготовленных на уличном огне овощей. Перец, помидоры, кабачок и грибы обжаривали в оливковом масле, я подарю вам на прощание пару корзин с ними. — Мигель подмигнул ей, после чего вернул любезность, накормив белыми, обжаренными в пряностях ломтиками. Наследство морского гада, что рядом не водился с рыбёшкой Папиранцевого моря. — Вы невольно подобрали невероятно правильное слово. Тени. За спиной короля Франциско едва слышно шелестят полами ряс два исповедника, направленными к нему Святочтимым в знак величайшего благоволения. Таким образом, на эскарлотском троне последние лет десять восседает Пречистая Дева. Салисьо не согнать её оттуда, устами церкви она усадит его у своих ног и объявит слабым мучеником. Перейдём к десертам?
— Мигель, я же предупреждала…
— Это полюбится вам с первого вида.
Хенрика с показным скепсисом сложила под грудью руки. Та, естественно, приподнялась в туго зашнурованном лифе, и зоркий вороний глаз не проморгал такое.
— Подставьте ладони. — Мигель приподнял брови, обе его руки сжимали нечто багровое, выигрывающее в цвете у щёчек Непперга. Из-за круглой формы оно походило на орган, выложенный на поднос в анатомическом театре, к тому же, посередине было надрезано.
— Так и быть. — Мигель надломил эту штуку, и в ладони Хенрики посыпались маленькие красные ягодки. Капельки крови, упавшие в снег её ладоней. О да. Стихия Яльте.
Некоторое время Хенрика вдыхала аромат ягод — цветочный? травяной? фруктовый? Ну какой же? Любовалась их алой горстью — краше рубинов в андрийском венце. Хитрый ворон ви Ита наблюдал за ней, улегшись на бок и подперев рукой голову. От плаща он избавился, до груди расстегнул квадратный воротник колета, открывая искусную вышивку по круглому вороту сорочки. Судя по раскованным движениям, канцлер сегодня изрядно сжульничал, обойдясь без подобающих придворным дощечек по животу и спине. Королева-дикарка в своём жульничестве пошла намного дальше: под атласную зелень лифа на своём платье не поместила корсет.
— Что это вы клюв защёлкнули? Растратили доводы, как заставить меня передумать? — Хенрика захватила зубами несколько ягодок и забыла дальнейшие слова. Кровью этого фрукта хотелось бы упиваться вечно, в жизни она не пробовала ничего восхитительней. Жёсткие ягодки похрустывали на зубах, брызжа прохладой, расплескивались кислой сластью и терпкостью, и догадайся кузен Лари первым открыть ей это блаженство, она, возможно, и не была бы к нему столь строга.… Но нет, только голова «песочного» лекаря, только огромные птицы, несущие яйца и пушащие перья!