— Боюсь, это был мой самый веский довод… — склонил Ита в притворном отчаянии чернокудрую голову. Он, всё-таки, слегка походил на Мариуса. А может, Мариус — на него…
Не совсем понимая, куда ссыпала горсть, Хенрика зажала между зубами единственную ягодку и на четвереньках продвинулась к Мигелю, какового и наградила настоящим поцелуем Яльте.
Канцлер вкусно пах кахивой, а движения его губ, по ощущениям, были столь же красивы, как сами губы. Он не спрашивал, что она делает, и не предлагал сначала дружбы, он просто уложил её на краю скатерти — листья под бархатом стали слаще любой перины — и принялся целовать. Умело, без ложной страсти, но чувствовалось, как любознательность в нём разгорается с каждой изученной нийей кожи Хенрики. Её пробирала привычная сладкая дрожь, лёгким требовалось больше воздуха, руки не умели лежать вдоль тела и, скользнув под сорочку Мигеля, проверяли, сколь усердно он тягает стопки книг, бумаг и королевскую печать. Умеренно усердно. Никаких отметин на горячей коже тоже не попалось, и Хенрика с чувством выполненного долга занялась гульфиком. Она одевала Мариуса по эскарлотской моде, и хитрости расшнуровывания гульфика не составляли для неё секрета.
— Вы очень красивы, — признал Ита над развязанным лифом и оставил между грудями долгий, исследующий поцелуй. После она заставила его издать прерывистый вздох, забравшись пальцами в гульфик. — Было ошибкой позволить вам носить эскарлотские платья.
— Вы не поверите, но от эскарлотских панталон я сейчас изнываю гораздо больше… — Хенрика со смешками собрала вверх юбку, согнула в коленях ноги, освободившиеся руки распрямила за головой, купая в лаве осенних листьев.
— Я женат, и женат на благонравнейшей женщине этого королевства, — опомнился замечательный семьянин, едва стянул с неё панталоны и совершил первый греховный толчок.
— Спутали меня со своей Пречистой, Мигель? — Хенрика сжала его бёрда своими, теперь уже наверняка придавая их забаве ту форму, о которой эскарлотец первым упомянул. Он будет стремиться вырваться, а порок удерживать и возвращать назад… — Я не отпускаю грехов.
Ита вдруг неловко навалился на неё — движение без всякого ритма отдалось внутри лёгкой болью — зашипел, прижав палец к губам. Он смотрел в сторону и прислушивался, напоминая предельно сосредоточенную птицу. Подавив всплеск негодования, Хенрика схватила Мигеля за предплечья и сжалась под ним.
— … разумным? Донна Розамунда, мы пришли к этому решению сами, и причиной тому отнюдь не ваши материнские чувства, — пробасили ближайшие деревья голосом короля Франциско Рекенья. Стало слышно, как звенят сбруи, шуршат тяжёлые одежды, мнётся листва под копытами лошадей короля со свитой. Хенрика поостереглась добавлять к этим звукам свой испуганный вздох. — Признать нашего с вами младшего сына законным, сделать его принцем — необходимость. Лоренсо младше Гарсиласо на два ничтожных года, он ни в чём не будет уступать старшему брату. Наступили тяжёлые времена… Я не могу рисковать. Короне нужен наследник с кровью Рекенья, а у меня остался только один приличный сын. И вы сами видели, треклятая северная кровь в нём не дремлет!
— Осмелюсь сказать, она клокочет в нём, эта северная кровь, — вздохнула с умеренной горестью Розамунда Морено. — У нашего Лоренсо повреждён нос, при этом отёк настолько силён, что бедняжка едва дышит…
Из-за деревьев за головой Яльте и герцога ви Ита разнёсся натужный скрип, так могли скрипеть седло или подпруга, следом что-то многократно чавкнуло. Хенрика переглянулась с почти-почти любовником. Кажется, они оба пришли в ужас при мысли, что это мог быть поцелуй.
— Утешь свои и сыновьи печали за приятным и ответственным делом. Слышишь, белочка моих угодий? Подбери два достойных имени новоиспечённому принцу…
Дальнейшие слова миновали уши Королевы Вечных Снегов. Она захрюкала от смеха, и, возможно, выдала бы себя и канцлера с поличным, если бы он не зажал ладонью её несдержанный рот. Ита напрягся всем телом, выскользнул из неё, а в довершение нахмурился так, что его нос навис над ней орудием наказания. Непперг выглядел схоже, когда Хенрика уходила от него, чтобы охранять сон племянника. Однако на того, в отличие от Ита, вряд ли бы подействовал укус за палец. Мигель убрал руку. Чуть рассеянно, извиняясь, поцеловал губы. Хенрика погладила его за гладкий подбородок и сощурилась: