— Как это?
— Святость, Лауритс, — Хенрика зло хохотнула. В эту минуту весьма привлекательной виделась затея препарировать кузена и наконец узнать, что за странное, слишком любящее сердце горит у него между рёбер. — Из Святых походов возвращаются не иначе как святыми!
Что бы он ни ответил, она этого не слышала, с плеском выбираясь из мраморной ванны и с как можно большим шумом ополаскиваясь в выстеленной льном деревянной бадье.
Подхватив с табурета простыню, пахнущую шалфеем и розой, Хенрика распустила сколотые на затылке волосы и направилась к двери в глубоких раздумьях, а не предстать ли пред кузеном голышом. Она не против взглянуть, как он свалится в обморок…
— Ты там, кузен, который возведёт на песочной крови Хенрикианскую империю? — Увидев её такой сейчас, слизень точно выживет в Песках, лишь бы увидеть снова, уже по праву обладания…
— Я сдержу каждое своё обещание.
— Тогда ты заслужишь свой приз. — Она толкнула дверь и в то же мгновение обернула простыню вокруг тела.
Кузен вырос прямо перед ней. Судя по ошалелому взгляду, он пережил самое сладкое мгновение в своей жизни и теперь за него расплачивался. Румянец стыда разъедал выбритые щёки, пальцы теребили кружево на воротничке сорочки. Когда в ригсдаге его руки с нежными, мягкими ладонями подняли Рагнаров меч, Хенрика усомнилась — удержат ли…
— Кузен, ты хорошо меня слышишь? — ей пришлось подняться на носочки, чтобы донести эти слова до его словно оглохшего уха. — Говорят, в тех краях водятся диковинные зверюшки…
— Змеи на поросячьих ножках? Крылатые рыбы? — бестолково переспрашивал Лауритс, пока Хенрика добиралась до сорочки на изголовье постели, стараясь ступать строго по цветочному орнаменту плит. — Птицы размером с лошадь? Я буду искать, кузина…
— Тогда ты лучший из людей, Яноре. — Хенрика скинула простыню и не торопясь натянула сорочку, подобную паутинке — столь тонкую и прозрачную. Распределив волосы по плечам, она обернулась: — Как, кузен, ты что же, всё это время был за моей спиной? Стоял и смотрел? Я думала, ты удалился!
На плитах мерцали лужицы мокрых следов, и слизень-кузен попытался утопить в них видевший лишнее взор. Хенрика засмеялась и за руку утянула Лауритса на террасу. Ни у кого во всём Блицарде больше не было сада, что цвёл бы на втором этаже прямо под окнами спальни, но ведь ни у кого во всём Блицарде не значился в женихах Айрон-Кэдоган.
Зелень вокруг сладко пахла, стелилась шёлковым ковриком, от разноцветных бутонов рябило в глазах, солнце нежило кожу, и только Лауритс Яноре казался слизнем в её благословенном саду. Предвечный распорядился таким образом, что создал его высоким, с узкой талией и широкими плечами, создал истым воином Ингъяльдских льдов… Со спины. Но стоило ему повернуться лицом… Неуверенная мягкая улыбка даже не открывала зубов. Круглые голубые глаза не выражали ничего сильнее недовольства, а при взгляде на Хенрику блестели от обожания. Мягкие короткие волосы светились на солнце рыжим, чёлка придавала ему вид провинциального увальня.
— Ты говоришь обо мне как о легендарном павшем, но не хочешь увидеть меня живым. — Лауритс убрал её пальцы со своего запястья. Со скорбно изогнутых губ слова скользили вялыми, мягкими, очень слизнявыми, они были ей неопасны. — За что ты желаешь мне гибели, Хенни?
— Гибели? — прищурилась «Хенни» и поднесла отвергнутые им пальцы к его гладенькой щёчке. — Милый кузен, я лишь желаю тебе славы воина, достойную Яльте.
— Достойную… — Он распахнул глаза, громко вдохнул. Робкий выдох невесомо лёг на кончики её пальцев. — Тебя?
— Меня, нашего рода… Короны, дурашка. — Проводив его на подвиги, королева снова соберет ригсдаг, где объявит о своём решении пойти за героя. Это избавит её от нескончаемых прошений о замужестве. Избавит на долгие годы…
Свистнула сталь, летя из плена ножен. Кузен мерял свою знатность сборками на штанах, неудивительно, что Хенрика не заметила шпаги у его бедра.
— Я хотел бы окропить эти цветы вражьей кровью! Я хотел бы заставить всех птиц над нами петь песню славных сражений!
Королева повидала немало спектаклей, от профессионалов и бродяг, от комедиантов и трагиков, но ни один не сравнился бы с тем, что разыгрывал перед ней её великовозрастный тридцатилетний кузен. Бутоны цветов летели во все стороны, стелясь под его сапогами головами песочников, бабочки кружили жадными до трупов птицами, а сам Яноре вился хозяином боя, из коего должен был получиться прекрасный утешитель коршунов…