— Что ты себе надумал, а? — Простыня смертным саваном окутала топорщащую крылья птаху. — Я? Верна? Тебе?
Непперг лишь хрустнул пальцами. Пожав плечами, Хенрика надела сорочку из льна с Оссорийских земель, и явились непрошенные мысли, разобраться с которыми она бы предпочла утром. Куда ей теперь податься? В Блицарде её подстерегает он, зверь, пасынок ли, преемник ли Изорга, и отныне Хенрика знала твёрдо: она скорее перегрызёт себе вены, чем попадётся в его хищные лапы. Святой град Эльтюда, чествовавший её четыре года назад, теперь не будет любезен с ней. Она не пошла за Грозу Восточной Петли, нового идола Прюммеанского мира, и довела до слёз бастардика главы Прюммеанской Церкви. Конечно, была бы отменная шалость, если бы «донья Энрика» заполучила в почитатели Иньиго Рекенья, но поди его отыщи среди красот Полукруга! Значит, Блаутур? Братец Кэдогана не откажет в приюте несостоявшейся родственнице… К тому же, бедняжка недавно овдовел и теперь страдал, что значительно упрощало дело. При Кэдогане Лоутеан был жалок и незаметен, но дурным королём он не стал. Не докучал подданным, тихо вёл войну с Эскарлотой, и, Хенрика знала, питал слабость к искусству. Сейчас мальчик сер от горя, идеальный «несчастненький», как не пожалеть его?
— Я уезжаю в Блаутур, ты можешь отправляться домой.
— Что? Почему?
Присев на приступок, Хенрика принялась натягивать шерстяные чулки. По слухам, в Блаутуре изобрели машину для вязания чулок. Там королева не вспомнит об этом сминающемся на коленях недоразумении даже после того, как износит подаренные ей две пары из шёлка.
— Как я могу смущать твою добродетель новым, превосходящим тебя любовником?
Не позвав прихваченную из Блицарда камеристку, Непперг сам подобрал с пола простыню, начал было сворачивать, но раздумал и смял в неопрятный ком. Багрянец въелся ему даже в ушные раковины, глаза перехватили отсветы свеч, послали Хенрике грозный высверк.
— Ты не можешь! Я же… люблю!
— Если бы ты любил меня так же, как смеешь ревновать, — сухо произнесла Хенрика, — то сам предложил бы место, куда мы могли бы уехать. — Она через голову натянула платье и тут же распустила волосы, распределяя их по плечам. После невесомых, гладко льнущих к телу здешних тканей сукно из Изенборга причиняло боль своей тяжестью, грубостью. Бежевый цвет ни шёл ни в какое сравнение с блеском золота. Овальный вырез приходился на два пальца выше того места, откуда бы могли открыться полукружья грудей. Тяжёлая трубчатая юбка не скользила с изяществом вверх по ноге. Хенрика видела себя в настенном зеркале, блеклая фигурка в вечерней мгле. Никто бы не ругнул скверным словом женщину в столь убогом, «добродетельном» платье.
— К сожалению, апаресидская бабушка не оставила мне в наследство дворца на своей родине, — Непперг отчего-то разволновался от своей не смешной, в общем-то, шутки, и не сразу попал шнуровкой в дырочки, когда Хенрика повернулась к нему спиной. — Но замок Непперг был бы счастлив принять тебя.
— Вероятно, ты забыл, что я больше не королева и не могу быть как дома, находясь в гостях у своих бывших подданных, — как могла терпеливо напомнила Хенрика. — Это значит, я бы стала твоей содержанкой. Невозможно. Унизительно.
Глава 26
Блицард
Хи́льма
— Рональд, это Хильма? Мы приехали?
Голос Альды вырвал Берни из дрёмы. Он поёжился от морозного воздуха, нехотя всмотрелся вперёд. Действительно, Хильма. Оссори потёр лоб, хотел поскрести щетину на подбородке, но только сколупнул тут же отозвавшуюся жжением царапину. Альда пожелала побрить мужа, пока он валялся в бреду. Стало быть, Хильма увидит его в почти приличном виде, если не считать нечёсаных волос и наверняка синюшных кругов вокруг глаз.
Столица Блицарда встречала гостей опущенными подвесными воротами на крепких цепях. Когда-то в воротах был смысл, но сейчас ров засыпан, а прошитые железными балками доски ворот с утра топтали торговцы и непоседы, которым даже в такой холод не сиделось у тёплого очага. Оссори передёрнул плечами, его бил озноб, невероятная слабость тянула вниз из седла, но дражайшая супруга вцепилась в него крепко. Она заёрзала, пытаясь выглянуть из-за его плеча.
— Когда мы въезжали сюда с победой, нас встречала сама королева, а её кузен тёрся рядом жалкой тенью, — зачем-то пробубнил Берни. Альда промолчала, только покрепче обхватила его за пояс. Едва ли она поймёт, каково это — просить помощи у того, кого драгуны четыре года кряду поднимали на смех.
Оссори сел поудобнее, но рана отозвалась жжением. От боли потемнело в глазах, он стиснул в руках поводья, глубоко вдохнул, отгоняя темноту перед глазами. Впереди не торопясь тащились несколько телег, ослы их тянувшие время от времени истошно орали, но обогнать сейчас не выйдет. Да, первый его въезд в этот город был другим. Триумф Айрона-Кэдогана, сломленная страна, победа Блаутура! Когда драгуны въезжали в Хильму, город словно сжался, замер в ожидании расправы. Слава о драгунах летела впереди них. Наглухо закрытые ставни, пустые улицы, и только ратуша, трясясь мелкой дрожью, семенила к принцу Тимрийскому с приветствиями и чашей вина. Кэди тогда смеялся, что они слишком поздно вспомнили о мире, взялись утолить его жажду — он уже и так напился… Крови.