[2] Пассо — мера длины, равная приблизительно 0,98 см.
Глава 4
Эскарлота
Айруэла
Кровь бастарда тяжёлыми каплями стекала на чёрную гриву джериба[1]. С минуту Райнеро смотрел на это действо с некоторым любопытством. Позволить ей вытечь до последней гнусной капли? Очистить тело от этой дряни, дать волю крови королей — крови матери? Диана Яльте подарила ему северную кровь, и пусть южная оказалась подпорченной, север и юг никогда не сольются воедино. Мать умерла этой ночью, но не перестала утешать и любить. Кровь ублюдка ему ни к чему. Она заражает, несёт по жилам проклятье, а сердце ей помогает. Стучит, дурное, так, что каждый удар ранит, как последние слова отца. Нет, не отца.
Райнеро тряхнул головой, очнулся. Порез всё ещё кровоточил, ладонь ныла. Он кое-как оторвал от рукава манжет, перетянул. Огляделся. Сколько он проскакал? Где оказался? Совсем потерял над собой контроль, убожество.
Кажется, это улица св. Каталины. Дома стыдливо жались друг к другу, ветер этаким шалопаем задирал сорочки и простыни, узкая дорога вела вверх. Через два квартала начиналась Тинктурная улица. Так вот, куда мчался ублюдок. Принц Рекенья решительно развернул коня. Если этой ночью он и посетит деву, то только Пречистую.
Вперёд и вверх проблеснул росчерк шпаги: тучи явили бастарду его первого насмешника. Луна подставляла ему белёный профиль. Нынче она юна, она спесива, она посмеивается. Её кровь сочилась из тонкой улыбки звёздами, а улыбка зияла на небе порезом. Так вот, какова чистая кровь. У бастарда она сродни зёрнам граната, ничего общего с небесными слезами.
Марсио остановился, фыркнул в ночь, стукнул копытом. Джериб помнил, где в Айруэле обитает что-то значащая для хозяина женщина. В доме Пречистой спали, эта дама не позволяла утомлять себя по ночам. Но для столь преданного почитателя сделала бы исключение. Поведать ей свои печали? Смешно, но греха на Райнеро не было. Не каяться же в том, что родился. Принц Рекенья направил Марсио вдоль площади, избегая попадать на меченые луной плиты. Как вор, что двадцать лет назад украл чужую жизнь и так к ней привык, что позабыл о краже.
По правую сторону Собора выстроил себе особняк Айруэлский алькальд. Словно у юбок Пречистой девы спрятался, но как же это сегодня к месту! Боголюбец отдал дом в распоряжение канцлеру Эскарлоты и скрылся в родовых землях, откуда не видны полные опасностей Амплиольские горы.
Клюв Ита, как прозвал канцлера Райнеро ещё в детстве, почти не покидал своего кабинета. Всегда в делах, всегда с синими от недосыпа кругами под глазами и готовым клюнуть непослушного принца выдающимся носом. Но в этот раз Мигель ви И́та ещё утром уехал из королевской резиденции, позволив себе отдых. Именно сегодня. Райнеро тряхнул головой. Останься Мигель в замке, найти с ним встречу было бы на порядок сложнее, дом же алькальда подходил для убежища, никаких ловушек. Канцлер не оставит воспитанника, приютит до утра. К Отверженному бастарда! Здравый смысл колотился в виски: «Ты принц не по крови, ты принц по предназначению. Какое короне дело, Рекенья ты или нет? Всевечный дал тебе родиться, зло пошутив. Но почти четверть века ты рос под знаменем наследника престола. Что изменилось? Ты тот же!».
Меньше всего Райнеро ожидал, что ему не откроют. Марсио понуро бил копытом, принц столь же исступлённо барабанил в позабывшую совесть дверь. Клюв Ита умел отдыхать, не иначе как дрыхнет у юбок любовницы, даже прислугу этой ночью распустил! Предпочитавший не вылезающей из молельни жене работу, канцлер никак не вязался с любовными делами, но по какой-то злой шутке именно в эту ночь он решил изменить своей ненаглядной. Райнеро со злостью саданул сапогом по двери, поднял взгляд на тёмные окна. Юница луна гляделась в них, как в зеркало. Марсио призывно заржал, и правда, не к чему сидеть на крыльце и чего-то ждать.
Принц Рекенья послал коня рысью. Копыта впечатывали в землю ажурные тени башен, разгоняли мглистый рой крылатых девиц, облеплявших соборный фронтон. На днях в Соборе отпоют мать, или Франциско откажет королеве в этой почести, как отказал её ублюдку в праве проститься с ней? Пречистая дева, как же это стряслось? Перед смертью не солгать, сказала Розамунда Морено. Кому мама исповедовалась? Небось, личным духовникам короля, этим камбалиным сыновьям, одному из них. Заколоть бы урода! Его и подонка, совратившего благороднейшую из женщин. Почему нет? У Райнеро отняли мир, раскинутый у его ног королевским происхождением, и не сказали, кому воздавать.