Едва захлопнулась дверь, Оссори повис на руке сенешаля. Тот будто ждал этого и ловко придержал готовящуюся рухнуть жертву.
— Рональд! Держись, сейчас мы сядем в карету. — Альда схватила его за другую руку. — Господин Людвик, что это за шутки?
За такой тон «господин Людвик» должен был обратить её в настоящую сосульку, но Берни услышал только виноватый вздох.
— Простите, не сдержался. Могу я загладить вину? — Орнёре без видимых усилий вёл его к своей карете. Оссори с трудом переставлял ноги, рана ныла и, кажется, кровоточила, но он успевал поворачивать голову от жены к сенешалю.
— Вы уберёте эту иллюзию и вылечите моего мужа по-настоящему.
— Разумеется, госпожа. — Фокусник покаянно кивнул. Альда довольно сжала Берни руку.
— Зачем ты его притащила? — зашипел Берни на ухо не в меру возгордившейся собой жене. — И что с Лари? Откуда он знает о нас?
— Графиня Оссори не притащила, я сам предложил ей помощь, а она согласилась. — На миг ветер потревожил поля шляпы Людвика, но Берни хватило и этого, чтобы увидеть пронзающий взгляд серых глаз с крошечными зрачками. — А Лауритс о вас понятия не имеет, Оссори. Вы всё ещё слишком высоко летаете.
Глава 27
Эскарлота
Айруэла
— Здесь ли ты, сестрица?…
Хенрика Яльте не ждала ответа, открывая ключом низенькую овальную дверь в покои мёртвой королевы, и всё же получила его. Луна осветила спальню овалами прозревших окон, когда Хенрика освободила их от бельм штор. Ледяная фигурка, зайчонок со снежной шёрсткой, краса Блицарда, Диана не пожелала оставить в огненном крае и следа от себя.
Отраву нашей жизни вбирает не камень стен. Если ты Яльте, то отраву твоего бытия впитают руны и кристаллы из недр Аделаидских гор. Деревянный гребень с резьбой, воплощающей полёт над волнами сокола. Ленты, вышитые девицами Яльте и вплетённые друг другу в косы накануне прощания. Серебряное блюдце с закоптевшим от обрядов дном. Шкурка ласки, что зовёт духов, когда гладишь её и шепчешь заветные слова. Связка медных бубенцов, чьи язычки раскрашены красной эмалью. Тряпичная кукла в тиктийском венце — она выслушает и сбережет любые твои секреты. Кому поверяла их бедная Диана? Куда пропало всё, чем она по-настоящему владела?
Пустые поверхности из мозаик и перламутра, столь чуждых Северу, запертые кофры. И холод, вечный холод, для кого и зачем теперь разводить огонь?
По лунному велению по мозаичному полу поплыли лебеди, приманенные горстями зёрен в ладонях какой-то святой. Стены замерцали творёным золотом, покрывавшим тиснёную кожу обоев. С капителей колонн ангелочки свесили любопытные личики. Каково было тяготевшей к вере предков сестрице под сим блистательным, богоугодным надзором?
Чем дальше ступала Хенрика в глубь первой комнаты, тем явственнее чуяла горькие травяные запахи, сотворённые не ворожбой — лечением хвори, погубившей бедную сестру. Воспаление лёгких, так сказали Хенрике, и за названием болезни ей слышалось недосказанное осуждение: немудрено при таком-то образе жизни, с ледяными ваннами, ездой верхом в любую погоду! Что ж, королеву лечили невежды. Недобрая к блицардской принцессе, Эскарлота нашла способ уложить её в свою огнистую землю. Но как это было неправильно!
Хенрика теснее сжала в ладони ключ, зубчики впились в кожу с алчностью льдяноклыков. Их отец, король Карл-Вольфганг, прожил солдатом — не мудрецом, он совершил ужасную ошибку, поменяв дочерей местами. Диана бы вышла за Лауритса и правила бы мудро, не так, как её испорченная младшая сестрёнка, что тайком присвоила субсидию — корона выдала её Лауритсу на нужды похода. И это только одно из множества её сомнительных, не делающих ей чести деяний. Да, Диану бы короновали королевой Блицарда, а в когти жирному ворона попала бы Хенрика и сгнила бы в них. И поделом, так?
Хенрика потёрла ребром ладони уголки глаз, сегодня счёт слезам был потерян. А ведь она попросила у герцога ви Ита ключ, чтобы успокоиться здесь, не показываясь Салисьо плаксивой и сопливой! Канцлер взялся устроить их прощание, и ему доставало такта не заговаривать о похищении принца снова. Какие бы его планы ни рушил отказ несговорчивой тётушки, она терзалась несказанно горше.
Хенрика замерла в середине комнаты, упершись носками туфелек в зёрна в ладонях неизвестной святой, и, зябко обняв себя за талию, огляделась кругом. Салисьо не узнать, как это — у камина нежиться в мехе волчьей шкуры и слушать с замиранием сердца, как девица-тролль добивается любви человека всеми правдами и неправдами, как великаны пророчат миру богов гибель, раскидывая в обряде свои испещрённые колдовской вязью зубы, как богиня Ингвильда торопится извести сватающегося к ней Изорга прежде, чем конец дней сделает то за неё. Салисьо не узнать, как это — прятаться в шкафу, воображая, что лишь хрупкая, отделанная бесполезной мозаикой дверца отделяет тебя от людоедки-ведьмы, рыскающей по чужим домам в поисках деток-ослушников. Салисьо не проведать, как это — на цыпочках взобравшись на приступок постели, отдёрнув занавеси, забраться к матери под одеяло и шёпотом доверить свои печали и чаяния.