— Помогите… — хриплый, едва различимый шепот. У Розамунды Морено задрожала рука, лезвие стилета впилось в кожу. Тётя Хенрика обещала побыть с ним ночью, она должна быть здесь… — Тётушка… пожалуйста…
— Молчи. Твоя потаскуха-тётка уехала, ты ей не нужен, — прошипела Розамунда сквозь зубы. — Ты всё равно умрёшь, тебе решать, так или во сне.
Не убирая кинжала, женщина протянула ему резко пахнущую тряпицу, вложила в руки. Мокрая, холодная, как рука Райнеро во сне.
— Вдохни это, и ты уснёшь.
Гарсиласо замотал головой, кожу ожгло порезом. От ужаса он стиснул зубы, попытался затаить дыхание, но страх подталкивал глотать воздух.
— Глупый. Так ты ничего не почувствуешь. — Короткая верхняя губа Розамунды Морено при каждом слове открывала передние зубы. Гарсиласо не знал, зачем смотрел на них, руки всё сильнее сжимали тряпицу с парами сонного яда. — Сегодня или завтра, но ты умрёшь. Отец сам свернёт тебе шею, слабому уродцу, не достойному трона Рекенья. Он признал моих детей, моего сына, он наследует трон, не ты. А тебя убьют. Тебе нет здесь места. Так будь хоть раз достоин титула принца Рекенья, прими смерть сам. Поднеси это к носу, вот так. — Донна Морено направила руку Гарсиласо, он не нашёл сил противиться. Ведь она была права, во всём права… — Подыши через платок, и ты просто уснёшь. Маленький, слабый мальчик.
Руки тряслись, лоб был в огне, сердце спешило отбить последние удары. В нос ударил резкий запах, от него заслезились глаза, зашумело в голове. Всем всё равно, кому он нужен…
— Отойди от мальчика. Немедленно!
От неожиданности Гарсиласо выронил свою смерть, Розамунда отпрянула. Комнату заволокло туманом, или это в глазах всё расплывалось, как если бы Гарсиласо смотрел из-под толщи воды? Гарсиласо куда-то упал. Перед глазами мелькнуло море, руки Райнеро крепко его держат, не позволяя пойти ко дну. Хвататься за эти руки, не утонуть, жить…
— Гарсиласо! Салисьо! Что ты сделала? — Голос, как сквозь толщу воды. Донмигель? Гарсиласо попытался ответить, но рот залепило водой. Не открыть глаз, в ушах шум, он тонет, идёт ко дну. Он знает, какое оно. Холодное, скользкое, там камни, песок и водоросли. Гарсиласо ляжет на него и будет смотреть вверх, на маленькое окошко солнца, от которого вода светится изнутри голубоватым светом.
— Только спасала его от ваших интриг.
— Лучшее спасение для детской души — послать её в Солнечное царство?
— И вашу душу вслед, как же маленький принц без любимого воспитателя?
— Если ты убила его, я пристрелю тебя на месте. Гарсиласо!
— Он мёртв, ви Ита.
Гарсиласо с силой дёрнулся, но не вышло даже пошевелиться. Мёртв? Нет же! Он живой, он всё слышит! Глупый и слабый, как он мог согласиться уснуть навечно? Послышался скрип. Гарсиласо обдало холодом, вздох дался легче, шум в ушах начал исчезать.
— Не шевелись. Убери стилет. Тебя схватят.
— Ты прекрасно понимаешь, что именно мы сейчас пишем историю. Так что могут схватить и тебя, и меня, клювик Ита, а можем выйти победителями оба. Вопрос лишь в том, что ты выберешь. Будешь и дальше плясать вокруг дорогого бастарда или начнёшь со мной новое время правления. Подумай, великий канцлер, подумай.
По телу пробежала дрожь, никогда ещё Гарсиласо не хватал воздух так жадно. Он вынырнет, сейчас! Только бы с Донмигелем ничего не случилось… Раздался стук, грохот, как если бы отодвигали что-то тяжёлое. Открыть глаза, ну же, так просто!
— Мигель! Я не знаю… не знаю, что… меня заперли… я пришла к Салисьо, и… она! Усыпила! Сучья ты мачеха! Подстилка хряка!
От крика тётушки захотелось вскочить, бежать к ней, она не бросила, нет, она здесь, с ним! Гарсиласо насилу пошевелил рукой, какая она слабая, будто не его…
— Иди к Гарсиласо, поднеси его к окну.
— Нет… что с ним… Мигель!
— Делай, что я сказал!
Дрожащие руки гладили его по лицу, голове, прохладные губы прижимались ко лбу. Лицу мокро, но это не его слёзы. Гарсиласо всё-таки открыть глаза, сквозь муть виден потолок его комнаты, краешек ночи в окне… Он как мог приподнял голову, чтобы увидеть тётушку. Она тут же придержала его, прижала к себе. К ногам и рукам возвращалась чувствительность, он больше не лежал на кровати, скорее сидел… на подоконнике, в руках тёти. Прохладный ветер приятно дул в лицо, доносил запах сырости, дождя, уносящейся осени.
— Маленький мой, хороший мой, пожалуйста, очнись. — Хенрика снова целовала его, на этот раз руки, там где оставили шрамы осколки разбитого болтом окна. — Я заберу тебя, мы уедем, я обещаю, я не оставлю тебя, только не уходи.