В недавнем прошлом сын Заступника Веры, верный рыцарь Пречистой, принц Рекенья постыдно вздрогнул. Рука рванулась за ворот сорочки — сомкнуться на солнышке, опередить прюммеанцев, поднимавшихся на ноги и бравшихся за свои луны. Мама не достанется Луноокой лишь потому, что крещена прюммеанкой, ты слышишь, Пречистая, слышишь?
Он мог бы долго взывать к Пречистой, моля проложить для матери солнечную дорогу, но настала пора уходить. Райнеро невольно усмехнулся, уловив, что они с королём одновременно, похожим порывистым движением взялись за эфесы шпаг, чтобы придерживать ножны. Они оба кипятили кровь под жарким солнцем и оба вернулись остудить её в северных снегах. Оба Яльте. Не бывает такого, чтобы один Яльте оставлял помощью другого Яльте.
— Ваша милость… Ваша милость… Ваша милость… — Без опаски просидев бок о бок с королём Блицарда, дворяне расступались и кланялись только в полмеры. В этих лёгких наклонах чувствовалось признание, уважение, но не священный трепет, причитающийся с подданных короля Эскарлоты. Похоже, можно истоптать пески Восточной петли от края до края, короноваться, но подданные-северяне не перестанут знать себе цену.
Райнеро развернулся и начал прокладывать себе путь из собора, для чего сперва увернулся от телес и мехов купеческой четы. Купчиха бросилась к королю, как к долгожданному заморскому гостинцу. За дядюшку даже стало тревожно, по бокам не наблюдалось никакой охраны. Однако ни купчиха, ни стряпчий, ни ремесленник не хватали его за сапоги или одежду. Выражая доброе отношение, почёт, всего лишь старались идти рядом и вровень, что при его стремительной походке оказалось не так-то просто. Райнеро успел рассмотреть королевский ус и профиль — Лауритс не унаследовал фамильной курносости, нос был прям и горд. А потом принца Рекенья сжала и унесла взопревшая толпа. Беловолосая, розоволицая, она плотно обступала его по бокам, разя крепкими запахами, возвышалась над ним на голову и трясла у его лица колючими бородами — его занесло к лесорубам? Райнеро казался себе заморышем, оглядывался, ища пути спасения, но тут сзади напёрла седая бабка в сбившейся на шею шали. Старуха бубнила заупокойную королеве Диане, в то же время ругаясь, что ей не достанется монетки. Райнеро отвернулся, метнулся туда, обратно, и вдруг в глаза вонзился белый слепящий свет. Немыслимо! Выбрался! Но где же дядюшка? Самое время отвесить ему эскарлотский поклон, принести соболезнования и представиться старшим сыном королевы Дианы…
Выпустив эфес и поправив перекрутившийся плащ, с наслаждением вдохнув свежий морозный воздух, Райнеро вгляделся в прорехи между многочисленными головами и плечами и нашёл дядюшку. Тот остановился в середине круглого крыльца, окружённый плотным кольцом подданных. Раздающую милостыню знать отнесло от него на несколько шагов в разные стороны.
— Славься, Яноре!
— Яноре слава!
— Ларс! Ларс! Ларс!
Король Эскарлоты, презирая простонародье, не подпускал коснуться даже края своей ропоны. Но король Блицарда, не надев плаща и перчаток, только что пожал руку какому-то мужику мастеровому, затем кивнул причитающей, укутанной в шали тётке. Это было не заигрыванием, а чем-то спокойным и искренним. Райнеро тряхнул головой. У себя в Валентинунья он водил дружбу с чернью, но до простоты дядюшки ему далеко, и на родине это считалось странным, неправильным, даже постыдным. Блицарды же и не ждали от своего короля чего-то другого.
Райнеро едва не забыл о своей цели, когда незабвенная купчиха, за крылья мантии оттащив преподавателя прочь, заключила Лауритса Яльте в крепкие материнские объятия.
— Уж вы на неё, ваша милость, не серчали ли бы! Одна она у нас осталась! Уж вы бы её, ваша милость, вороти ли бы, — голосила она куда-то за шею королю, которого согнуло от её обхвата.
Тот хлопал не в меру участливую подданную по необъятной спине и вымученно улыбался. Он ещё не дошёл и до половины жизни, ему было тридцать три или тридцать четыре, но пески осыпали его морщинами вокруг глаз и резкой складкой у губ. По хихиканью сзади Райнеро понял, что девицы находят короля красивым. Пожалуй, так оно и было, но то красота Яльте. Она не ослепляла. Холодноватая, ровная, она заставляла присматриваться к ней долгим, внимательным взглядом.