— Джон-Джон, хвост, под хвост, — Хьюго усмехнулся в усы. — Смотри, как хвост распушил, общипанная пташка.
— Гуси не пушат хвосты, они шипят и гогочут… О чём вы оба?
— Вот так люди и выпадают из жизни… Ты слишком расхворался, Тихоня! — Аргойл ткнул его локтём в бок, кивнул на Роксбура, уже не пряча торжествующей улыбки.
— Лотти его разжаловал из генералов, потом немного подумал, сверился с книжками и отобрал шпоры рыцаря, — пояснил Далкетт.
— Да что ты? А Изольда молчала! А что поставил в вину? — Полковник драгунского полка улыбнулся, за что бы бывший генерал не получил монарший пинок, он того явно заслуживал.
— Тихоня, тебе Лавеснор последние мозги вышиб? Эта тварь оставила наш полк гибнуть!
Энтони зашипел на забывшего о шёпоте друга:
— Он отдал приказ на разведку, Рональд ввязался в бой самовольно…
Тем временем король наконец удостоил опального графа Роксбура ответом, и Аддерли на время оставил Аргойла в покое. Господи, да Аддерли желал, чтобы его король вышел достойно из этой разгорающейся словесной баталии!
— И что у вас там? — под нервный смешок Нейдреборн практически спрыгнул с кресла. — Ну конечно же мышь?
— К сожалению, нет, — Роксбур почесал бровь. — Видите ли, ваши приближённые переловили всех мышей в округе — коты голодают. Поэтому, — щёлкнули пальцы, и слуга в голубо-красной ливрее приблизился с домиком, весьма напоминавшим контурами Элисийский дворец, — я принёс вам в дар вот это.
Пользуясь паузой, пока слуга вслепую вылавливал подарочек, Энтони ещё разок залез однополчанину под кожу:
— Что это, Аргойл, ты за решение Мышиного хвостика?
— Я против Роксбура, филин ты заспавшийся, — процедил Аргойл.
— Мессиры, помолчите… мне не привиделось, это крыса? Крыса? — Далкетт немилосердно ткнул его во второй бок.
«Это» водворилось на ладонях слуги, выглядевшего исключительно несчастным, и чистило усики. Действительно крыса, но приличная: кремовая шкурка так и блестела.
Выкатив глаза, стиснув пальцами бока колета, Нейдреборн посмотрел на крысу. Затем на Роксбура. Последнего стоило поучить сгибать туловище под определённым углом. Или у бывшего генерала ныла поясница? Всё же он не был юнцом. Старость в сорок восемь лет, прискорбно. Крыса укусила слугу и прыгнула на руку дарителя, тот заботливо усадил её на плечо.
— Достаточно! — закричал Лоутеан с неожиданной звучностью прямо в самодовольную физиономию неугодного подданного. — Ваша шутка затянулась! Убирайтесь из Григиама, Роксбур, убирайтесь сегодня же, пока я не ограничил вашу свободу четырьмя стенами в подземельях Птичьего замка!
Придерживая на плече хвостатую тварь, любуясь ею, тот отвесил королю издевательский поклон и отбыл, всё так же переставляя сапоги, раскрасневшиеся от собственной значимости. Пискнула над ухом Изольда — от страха за отчима. Аддерли не был Аргойлом, до его бешенства ему далеко, но сейчас даже он поймал себя на желании подсечь этому гусю крылья или хотя бы выдернуть хвост…
Лоутеан Нейдреборн упал в кресло и махнул рукой. Заиграла музыка, завязался довольно таки разухабистый — королева Филис любила сельские пляски — бранль. Придворные неуверенно закружились в танце. Джон примкнул к ним, повинуясь грозному шевелению ресниц жены.
— С моим отчимом трудно поладить, даже мне… — Виноватая улыбка Изольды отчётливо выпятила щёки. — Я знаю, драгуны с ним враждовали, но, возможно, ты мог бы помириться с ним, Энтони? Ради меня.
Аддерли тронул горжет, откликнувшийся прохладой окантовки на рональдовом роге. Вмятина шрама налилась болью. Но он выжал предостерегающую улыбку.
— В семье не должно быть злобы… — Изольда вздохнула, всколыхнув потяжелевшую, уложенную в волны лент грудь. Вышло совсем не волнующе. — Но ты так опечален. Идём танцевать, ну же, не хмурься!
Аддерли сбросил руки вдовы Кернуолт, обвившие его шею, и за запястье увёл её за колонну. Их окружили тени, отрезая от танцующих, но разве эта плакучая коза ещё не попрала всех приличий?
— Да что ты себе позволяешь?! — прошипел Энтони. — Знатная дама? Честная вдовушка?
Изольда недоуменно шевельнула набеленными веками, тронула в крашеных волосах пёстрые перья. В шраме защекотало. Скривившись, Энтони выдернул одно, приторно розовое, сломал в занывших пальцах.
— Ты держишь себя как одуревшая кошка, возьми себя в руки, Изольда!
Покраснев под слоем белил, дурёха вынула у него из пальцев половинки пера и ссутулилась. Прежде её хотелось пожалеть, простить ей все глупости, когда она пыталась сделаться меньше ростом, но сегодня… Помириться. С Роксбуром. Ради неё. Плакучей козы. Откормленной на долгую зиму, к тому же.