Оссори толкнул второй раз за несколько лет потревоженную дверцу, не глядя пронёсся через спальню принца Тимрийского, затем через тайную мастерскую, не обернулся на укоризненный шелест чертежей и рисунков. Он выпустил руку Альды лишь когда они оказались в собственной спальне, вернее, комнате графа Оссори.
Всё ещё жена, хотела она того или нет, споткнулась и замерла в нескольких шагах от него. Должно быть, Оссори не рассчитал сил, сильно толкнул её, но что за важность! Единственное, чего он хочет — вытолкать её из своей жизни!
Обхватив себя руками, Альда стояла спиной к нему. Берни не знал, что его бесит больше — её молчание или её платье, так и лежащее на кровати. Остатки платья… Когда Берни нашёл его и прочёл любезно оставленную мессиром фокусником записку, треск, с каким рвалась золотистая ткань, стал небольшим, но успокоением. «Найдёшь пропажу на вершине башни, глупый рыцарь» — издевательское хихиканье, тон записки, звучало у Берни в ушах, пока сгорала в камине бумага. Оссори оглянулся: теперь в топке слабо тлели и угли да серела зола. Кажется, перед тем, как пойти вызволять из башни лже-деву, он прогнал слуг.
— Помочь вам собрать вещи, девица Уайлс? — Берни подхватил кончиком шпаги истерзанное платье.
Альда обернулась. Берни не сдержал смешка: за тем, как лоскутья её платья опускались в огонь, Альда наблюдала как завороженная.
— Графиня Рейнольт! — Оссори хлопнул себя по лбу, отвесил ей издевательский поклон. — Вы, конечно, желаете дождаться наречённого здесь. Воля ваша, я уеду в ближайшее время, а раны на вашем суженом наверняка уже зажили как на… псине.
— Не говори так. — Почудилось, или в голоске зазвенел совсем не испуг — угроза? Альда смотрела ему в глаза, однако попятилась.
За спиной сыто затрещал огонь. Берни скормил лакомке новый лоскут юбок. Чьи руки мяли эти юбки вчерашней ночью?
— Ваша правда, я такой недогадливый. Зачем псина, если есть колдун. — Берни хохотнул, махнул Альде шпагой. Дурашка отпрыгнула назад, но тут же изобразила жертвенную деву, подняв подбородок повыше. — Признаюсь, когда вы говорили о мужской мощи, я подумал о Рейнольте, но мощь древненьких… древнее Орнёре в этом дворце не сыскать. И как вам? Неужели под полами того халата ещё есть жизнь?
От собственной пошлости хотелось плеваться, но Альда сама напросилась. Она краснела, отчаянно, и всё же не сводила со шпаги Берни глаз. Боится? Когда и как он дал повод думать, что может причинить ей вред? Дьявольщина, когда?! От злости Берни отшвырнул шпагу. Альда испуганно охнула, но не сдвинулась с места.
— Мессир Орнёре спас меня от позора на балу, — она пыталась леденить его своим голосом, но Берни слышал жалкий лепет. — Он не посягал на мою честь, а напротив, берёг её.
Берни кинул огню остатки платья-лакомства и шагнул к жене. Она потянула завязки сорочки, пытаясь прикрыть худые белые плечи. Как можно лгать с такими чистыми, ясными глазами? Как можно так его ненавидеть? За что?
— Если делить с чужим мужчиной ложе — для вас спасение, то я вынужден спросить… Какого Дьявола ты три года не подпускала меня? Почему согласилась, когда я предложил повременить? Ради тебя предложил, ты… — Кинуть ей в лицо то, кем она стала, Берни не смог. Нельзя назвать сукой ту, которая пока ещё носит титул Оссори, иначе он оскорбит свою семью.
— Не было ничего из того, в чём ты меня обвиняешь, Рональд. — Побледневшие губы сжались на мгновение в ниточку. — И я… ты… — Она опустила взгляд, затеребила завязки сорочки.
Берни запустил руки в волосы, отвернулся от неё. Нет, это невозможно! Чего ему ждать? Сейчас из общего зала выскочит Рейнольт со своим отрядом? Так он готов, дьявольщина, только пусть это закончится! Словно в насмешку, в глаза ударил луч полуденного солнца. За окном всё мерцало серебром, слепило синевой небо. Подумать только, всего день назад такая же весенняя оттепель ему чудилась в глазах Альды, когда она смотрела на него, улыбалась… Значит, то было лишь обманчивое зимнее солнце, а он успел поверить ей и её слезам, поверить, как не знающий жизни мальчишка.
— Я не хочу тебя слышать. Видеть. Нет, скажи мне наконец, ну?! Зачем ты разделила со мной дорогу? Зачем так поступила со мной? Чем я заслужил это предательство?! Дьявольщина, Альда, да не молчи же!
— Если нет иного пути… проверь. — Что-то в её голосе изменилось. Оссори обернулся.
До этой секунды он не замечал, какая тонкая на Альде сорочка. Солнце светило ей в спину, и он ясно видел хрупкую фигурку, окутанную длинными, до пояса, распущенными волосами. Неловкими пальцами Альда распустила завязки сорочки. Заговорила с холодным достоинством: