— Я! Вам! Не покорюсь! — Принц Рекенья о колено преломил рапиру, обломки полетели под ноги матери.
Она побледнела и отступила, прикрывая живот.
— Рамиро!
Райнерито схватили, хотя он брыкался и даже кусался. В конце концов, силы покинули его, и он смог лишь подвывать, обхватив дона Рамиро руками и ногами. Его куда-то несли.
— Ваше высочество. Райнеро. Райнерито! Хватит лить гранатовые слёзы. Мы же обо всём условились. Я никуда не денусь. Э-эй, слышишь?
— Нет!
— Я не могу учить тебя, но я никуда не исчезну, верно?
— Сегодня вы меня предали. Как я могу вам верить?
— Ну конечно можешь. Пока король — твой отец, я вынужден ему подчиняться. Но когда королём станешь ты, я буду рядом, и уже ты станешь отдавать приказы. Хочешь, я буду обучать фехтованию твоего сына? Мы втроём славно повеселимся!
— Да, так и будет. И моих внуков будешь обучать ты.
— Непременно.
Райнеро крепче обнял шею недавнего учителя фехтования, хлюпнул носом. Кудри дона Рамиро щекотали щёку, от него пахло потом и апельсинами.
— Твоя сорочка теперь намокла на плече…
— Я чувствую. Ничего страшного. Ну, изволь быть сильным, ты уже взрослый.
Райнеро кивнул. Это так. Ему почти восемь лет, и он старший королевский сын. Ему уготован великий удел мудро править и водить армии.
— Знаешь, почему кабальеро нельзя плакать?
Принц Рекенья помотал головой и уткнулся в шею дона Рамиро.
— Потому что на него всегда смотрит дама. Кабальеро сильнее, он — её заступник, рыцарь в сверкающих доспехах. А слёзы — это слабость. Как можно доверить свою честь и жизнь кабальеро, который без конца рыдает?
Райнерито представил рыцаря, кружевным платочком утирающего сквозь забрало слёзы, и захихикал. Рамиро перехватил его поудобнее, посадил на плечи. Это всегда выходило у герцога столь же непринуждённо, как куртуазный поклон, сложный фехтовальный финт или меткий выстрел. Словом, дон Рамиро замечательно ладил с королевскими детьми. И это несмотря на то, что герцогиня пока не осчастливила наследниками славный род Куэрво.
— Сорви-ка вон тот апельсин. — Над головой Райнеро раскинулись ветки, с которых свисали золотые кругляши. — Только не залей мне волосы соком.
— Разве фрукты можно так есть? — усомнился принц Рекенья. — Мама говорит, с земли кормится только чернь.
Дон Рамиро издал смешок:
— Твоя мама — умная женщина, но в тот раз она сказала глупость.
Райнерито воевал с кожурой апельсина, высунув кончик языка.
— Райнеро, — напомнил дон Рамиро, — ты не просто кабальеро. Ты — будущий король.
— Я знаю. Королям также нельзя плакать.
— Во что бы то ни стало.
— Потому что, — принц Рекенья лукаво улыбнулся, — на меня будет смотреть королева?
Его вернули на землю. Райнеро плюхнулся задом в траву, дон Рамиро, скрипнув сапогами, опустился на корточки прямо напротив. Пахло цветами и апельсинами, в кустах щебетали птахи, беды забылись. Райнерито поделил апельсин, обрызгав пальцы.
— Не только королева, — подмигнул дон Рамиро, приняв сладкое подношение. — Всё королевство. Подданные не должны видеть слабость короля, иначе они перестанут в него верить.
— Я понял. — Апельсиновая долька кислила, но Райнеро её проглотил. Выплюнуть было бы слабостью. — Значит, мне никогда нельзя плакать?
Рамиро посмотрел ему в глаза так внимательно, что это смутило.
— Можно. Когда умирает тот, кого ты очень любил.
— Тогда я заплачу, когда ты умрёшь.
— Почту за честь, ваше высочество!
Эта ночь его щадила. Шёл снег, луна укрывалась мантильей-тучей. Но едва Райнеро поднимал к небу взгляд, как донья Луна приоткрывала лицо и подмигивала ему всезнающим глазом. Если бы он выпил больше, то завёл бы с ней беседу, как с подельником. Выпил бы ещё больше — стащил бы мучительницу с неба, увив петлёй. Так, как ловят быка в корриде. Всё для того, чтобы она не рассказала, что видела прошлой ночью.
А видела мерзавка многое. Почернелые руины, фонтан с отколотой чашей, покойник, обнявший холодное, изувеченное тело статуи. Кабальеро, с которого стекает вода, опустившись на корточки, переворачивает мертвеца на спину. Негоже тревожить мёртвых, но нельзя оставлять им то, что ещё нужно живым. Поначалу кинжал не поддаётся, однако после нескольких рывков змеистое лезвие высвобождается из плена плоти. Глупый, глупый кабальеро обтирает его рукой. Кровь покойника мешается с его собственной, и убийца смывает с рук липкий багрянец в воде фонтана. Возвращает кинжал в ножны, не забывая забрать чужие. Закидывает на плечо плащ, морщась от мокрой тяжести. Подумав, прячет голову под капюшоном, и ледяные струйки бегут по лицу, пробираясь к ушам, шее, пояснице.