— «Приказываю временно прекратить набор в Хильмскую академию и закрыть кафедры философии и законословия, поскольку ныне военному ремеслу обучать потребно»… — Юлиана поднесла листок настолько близко к глазам, что ей пришлось их скосить. — Ах, моя королева, так-то вы благодарите вашу верную Юлиану? Вам как никому известно, что я не питаю нежных чувств к сударю Йохану…
— Конечно, милая.… Наклонись ближе и взгляни, как ранит меня людская закоснелость, Юльхе, как я иссыхаю от боли…
К несчастью, бывшая королева не видела лица статс-дамы, заслонив собственное мертвыми тоннелями глазниц и решёткой оскала. Но завизжала дурашка с таким запалом, что Хенрика вздрогнула, опустила сударя Йохана и в последний миг поймала Юлиану за запястье, не позволив сползти с табурета на холодный, не знающий ни ковров, ни шкур пол.
— Моя королева разбивает мне сердце, отлучая от себя, бросая меня, будто суслика, на растерзание барсу Яноре, — лепетала Юлиана форн Боон, припав горячим лбом к плечу своей королевы. Почти лишившись чувств у письменного стола в стылом кабинете, на кровати в натопленной спальне статс-дама опамятовалась, согрелась, но при этом раскисла. Хенрика вернулась к долгу утешительницы даже с охотой, было бы настежь открыто сердце — и «несчастненькие» не заставят себя ждать. — Если такова любовь королевы к её ближним, то я, презренная, совсем не готова к ней.
— Милая Юлиана, твои слёзы вот-вот прожгут дыру в моём и без того изношенном платье, так что утри их тотчас и послушай, что я скажу тебе. — Хенрика погладила шелковистые косы, свёрнутые на затылке в дивной красоты узор. Цвета ка́хивы, они отдавали чем-то южным и пряным, что Королева Вечных Снегов чувствовала только в трофеях с Восточной петли, но никогда не видела воочию. Яноре должны прийтись по душе эти пряные локоны… — Ты на несколько месяцев избавлена от барона форн Боона и его рыбьего хвоста, которым успела испугать даже меня. Ты создана, чтобы блистать в столице, а не чахнуть в провинции. К тому же, мне не нужны соперницы в покорении здешних обленившихся мужчин…
— Моя королева — белая роза… — завела было красавица, но не сладила с предательски приподнимающимися уголками алых манящих губ.
— Что она против розы багряной? — подмигнула Хенрика. За Юльхе пока числилась только одна победа, за которую, к тому же, пришлось понести наказание. Но королева уже не сомневалась, что броская, на грани вульгарности, красота Юльхе вскружит кузену голову, изрядно напечённую солнцем Восточной петли.
Юлиана захихикала от удовольствия, перевернулась на спину и выдохнула в складчатый балдахин:
— Тогда расскажите, какой он, моё новое дело.
Хенрика взяла податливую руку подруги в свои и некоторое время тихонько покачивала, подбирая верные слова. Что рассказать о человеке, с которым в отрадах и бедах делила детство и за которого сватала старшую сестрицу? А он возьми и положи букет колокольчиков к ножкам младшей, уже поклявшейся, что не выйдет за хорошего человека, потому что такие люди ужасно скучные…
— Ну… Он точно не рыбина. Ты ведь видела его собственными глазами, милая, это статный красавец. Правда, до своих песочных похождений он казался мне слизнем… — Что рассказать о человеке, который донял королеву своей любовью, своей мольбой о браке, и за то был послан ею в песочный пламень войны? А он возьми и вернись, победивший и требующий обещанной награды. — Но после похода при нём точно должны быть мускулы и мужественные шрамы. Это почти как твой первый драгун, тебе понравится, милая.
Бывшая прелюбодеица спрятала лицо в ладонях, и королеве немедленно стало её жаль. Семь лет назад дурочку следовало до поры отправить в монастырь, но Хенрика сочла своим долгом преподнести подопечной урок. Скоропалительный брак с бароном форн Бооном скрыл девичий позор не хуже монастырских стен. Но глупышка всё равно прячет сына дома, как прятала беременный живот. Свой Хенрика бы хвастливо выпячивала. Но почему-то Предвечный рассудил, что её близким наследники рода нужнее. Сестре посчастливилось родить пятерых, двое выжили и росли молодцами. Особенно старшенький. С последнего присланного Дианой портрета на тётушку взирал юный гневоглазый бог, из приличия облекший стать божества в чёрный сатин.
— А какие у него руки, моя королева?
— Такие, что играючи удержат и мир, и войну…
— Тогда, может статься, вы были излишне строги в своём послании к преемнику? — Юлиана повернулась на бок, положила под щёчку ладошку, заглянула своей королеве в глаза, и лишь тогда Хенрика спохватилась. Её слова касались отнюдь не кузена… — Может статься, этот «невежественный лесоруб» будет куртуазен со мной, может статься, он не утратил на войне придворных манер?