Выбрать главу

— Лауритс Яноре — твой будущий король, — сказала, как приговорила Хенрика. Кузен не повинен в том, что выжил, барахтаясь в песках и крови. Жених не виноват в том, что прошёл две войны и пал на досужей охоте. Так почему же она зла на обоих? — Постарайся придать этому хотя бы небольшое значение.

— Много чести, — Людвик подкрутил усы, делающие из просто красавца щёголя и царедворца. — Единственная королева, которую я принимал за королеву, бежит от замужества, отбившись короной…

— Людвик! — Хенрика ударила его в грудь. Видела бы её сестрица, боящаяся коснуться мужа в обстоятельствах, не предписанных те́ксисом[1]. — Ты прекрасно всё понимаешь, прекратим это.

— Нет! — Разве он повышал когда-нибудь голос? Хватало репутации. — Есть ещё способы, я мог бы попытаться…

Ах, вот он о чём.

— Милый Людвик, — Хенрика поманила его пальчиком, пусть приблизит лицо. Сенешаль повиновался, и бывшая королева чмокнула пахнущую мускусом и амброй щёку. — Не пора ли признать, что все старания — тлен? Я уже не вспомню, сколько твоих микстурок выпила. И, наконец, у меня есть гордость. Проживу без короны. Но хоть ты-то не бросай Блицард сейчас.

— Как же он без меня, — сенешаль сдался.

— Вот и славно. — Хенрика разгладила ему встопорщившиеся было усы и обернулась на шорохи в гардеробной. — Юльхе! Нет! Не вздумай брать это платье! Горчичный цвет омерзителен! Из тебя не выйдет золота, потому что ты роза!

Юлиана поспешила отложить платье как нечто действительно омерзительное. Рядом разевал бездонную пасть сундук, на козетке дожидались вступления в новую жизнь три пары туфель из шерстяной ткани разных цветов — подарок возлюбленной подруге от её королевы. Однажды Хенрика обула пару с узорной просечкой в собор, и к концу обедни начался дождь. Между крыльцом и каретой разлилась возомнившая себя озером лужа, и кузен рыцарски пожертвовал плащ. Теперь кузина возвращала долг. Короной. Между прочим, головной убор королей…

Сухие горячие пальцы сомкнулись на её запястье.

— Последнее предложение, моя королева. — Человека, говорящего горячечным шёпотом, невозможно не слушать, как невозможно не слушать умирающего или безумца. — Вы возвратитесь ко двору вместе с нами. Выйдите за Яноре, основательно, не отлынивая от брачной ночи. А я создам иллюзию растущего живота, поверит даже ваш глупый кузен! Вашим лекарем буду я сам, моё почтение, сударыня. Когда подойдёт срок рожать наследника, я подыщу такого младенца, который наследует вашу прелестную курносость, ваши резкие скулы, кошачью грацию и пытливый ум. Буде глупый кузен посмеет докучать вам, я своими руками сотворю несчастный случай.

Хенрика рассмеялась, но ни себя, ни тем более Людвика обмануть не смогла. Это Юлиане форн Боон с лёгкостью давались и хохот, и роды. Нагулянный малютка вышел из неё с невероятной лёгкостью. Будь Хенрика не королевой, а одичавшей ведьмой, забрала бы малютку и бежала с ним хоть в леса, хоть на болота. Но такой королеве как она положено справлять распутным фрейлинам приданое и милостиво становиться нечаянным младенцам восприемницей, духовной родительницей.

— Вынуждена ответить отказом, дорогой Людвик. — Ну и дура, потому что Орнёре — единственный, кто не просто уговаривал подумать и остаться на троне, но и предлагал помощь в этом деле. А Блицард отпускал свою королеву, как родитель отпускает неразумное дитятко посмотреть свет, забыв обиды и причитая. — Есть долг, исполнение которого женщина не смеет доверить мужчине. Будь то выбор ленты для волос или рождение наследника.

[1] Тексис — свод правил поведения, принятых в благородном обществе.

— Лауритс Яноре — твой будущий король, — сказала, как приговорила Хенрика. Кузен не повинен в том, что выжил, барахтаясь в песках и крови. Жених не виноват в том, что прошёл две войны и пал на досужей охоте. Так почему же она зла на обоих? — Постарайся придать этому хотя бы небольшое значение.

— Много чести, — Людвик подкрутил усы, делающие из просто красавца щёголя и царедворца. — Единственная королева, которую я принимал за королеву, бежит от замужества, отбившись короной…

— Людвик! — Хенрика ударила его в грудь. Видела бы её сестрица, боящаяся коснуться мужа в обстоятельствах, не предписанных те́ксисом[1]. — Ты прекрасно всё понимаешь, прекратим это.

— Нет! — Разве он повышал когда-нибудь голос? Хватало репутации. — Есть ещё способы, я мог бы попытаться…