Рональд Бернард Оссори поднялся лишь с тем, чтобы опуститься перед королём на одно колено:
— Клянусь, что принесу Блаутуру победу, мой король. Или мне не сносить головы.
— Не просто победу, кузен Берни. Я намерен преподать подданным урок. Кого-то я заставлю ловить для меня мышей, кого-то обяжу жить. Докажи, что драгунский полк достоин своей славы, пусть он выйдет из войны почти без потерь, пусть выйдет с победой. Если же тебя разобьют, и победу мне принесёт блаутурская армия, я не пожалею твоей головы, кузен. Вместе с полком умрёшь и ты, ведь не бывает так, чтобы голова жила без туловища?
Оссори склонил голову, дождался, пока Лоутеан Нейдреборн коснётся его макушки, и встал на ноги.
— Мы правы, враг не прав! — Оссори до половины вынул из ножен шпагу, по мере сил салютую королю.
В окно забарабанил дождь, Берни улыбнулся мерзкой погодке. Пусть себе льёт, драгунских коней размытой дорогой не испугать. До зимы Неистовые драгуны закончат эту войну, и король Эскарлоты будет постукивать чётками уже в почётном плену. В следующий раз дождётся знамения божьего и лишь затем потянет к Блаутуру жирные пальцы!
Лоутеан снова отвернулся к окну, сцепив за спиной руки. Огорчился, боится за своего безголового кузена. Берни хотел было что-то сказать, но вместо этого прищёлкнул каблуками и покинул Трофейную. Когда закрылись двери, до него донёсся приглушённый, чавкающий удар. Кажется, его яблоко угодило в чучело эскарлотского ворона.
[1]Принц Тимрийский — титул наследника престола в Блаутуре. Ти́мрия — территория на северо-западе Блаутура, которая после прохождения принцем Тимрийским инвеституры поступает в его владение.
Глава 2
Блаутур
Григиам
Берни нашёл её в спальне, где стоял собачий холод, сиротливо дотлевали в камине угольки и вовсю светила в окно луна. Альда Оссори спала, свернувшись клубком, обнимая себя руками. Одеяло сбилось в сторону, в темноте белели её маленькие ступни. И что он, дьявольщина, здесь потерял? Бросит ли он королю в ноги захваченные знамена или склонит голову для меча палача — эта женщина не даст награды победителю, эта женщина не внимет просьбе приговоренного к казни. Но славный дом Оссори зачахнет, коль не внести в него веснушчатых рыжих графят…
В этот час Берни изрядно полагался на силы вина. Неистовый драгун вдоволь выхлебал его этой ночью, празднуя в кругу трех своих друзей-капитанов назначение на войну. В четыре глотки они извергали драконий рык, дёргались в дикой пляске, секли саблями пьяный кабацкий воздух, словом, свершали привычный ритуал, предшествующий охоте на воронишек. Впервые за долгое время Оссори избавился от чувства, что он придворный медведь на цепи, ощутил себя тем самым «всемогущим кузеном Берни», каким выглядел со стороны.
Желал бы он, чтобы и к жене его привело опьянение своим могуществом… Берни отвязал ножны, негоже больше лежать между супругами Оссори шпаге. Ковёр, устилавший дорогу к ложу графини, приглушал нетвердые, разболтанные шаги Неистового драгуна. Альда поёжилась, обняла себя крепче, поджав коленки к животу и втянув белобрысую голову в плечи. Словом, стала настоящим воздушным клубком. Но ни этой мнимой метаморфозы, ни выхлебанного вина не хватало, чтобы Берни счел желанной эту маленькую, худую женщину, от чьего взгляда птички могли примерзнуть к веткам.
И все же он добрался и присел на приступок, на котором высилась кровать с резными колоннами и балдахином, территория для графа Оссори чужая, почти вражеская. Но на свадьбе он поклялся, что никогда не вторгнется на эту территорию как захватчик. Впрочем, как союзник он за три года тоже сюда не попал…
— Альда! — шепотом позвал Берни, ткнул указательным пальцем в плечо, утонувшее в облаке сорочки.
Женщина чему-то улыбнулась, не открывая глаз. Свет буйствующей луны — Альда не закрывала створок — и сон превращали мессиру ледышку в девочку из забытого детства. В те годы юный Берни терялся, выдернуть ли у неё из волос ленту и погнать прочь от серьезных мальчишечьих игр, или короновать королевой турниров и повязать себе на рукав вышитый ей платок.
— Да проснись же! — он тронул Альду за плечо двумя пальцами.
На сей раз она сладко пробормотала чужое имя, после чего открыла глаза. Первые секунды смотрела из-под ресниц. Взгляд был сонный, мягкий, улыбка мечтательной, и предназначалось всё это явно не Берни Оссори, а некоему «Чь».
— Кто? — возмутился Берни. — О каком это «Чь» вы толкуете?