— Кайся, сын наш.
— Я поднял руку на своего брата. За дело. Он боялся залезть на дерево и страхом своим позорил гордое имя Рекенья. Я не сдержался, грешен.
— Да пребудет с тобою впредь терпение и почтение к ближним твоим. Кайся.
— Минувшим вечером я обратил взоры на одну донну, и во взорах моих не было благоговения.
— Что ты с ней сделал? Кайся!
— Отец…
— Опорочил, подвёл под монастырь? Заколол её мужа? Отца, брата?
— Ничего подобного, отец мой… Мы согрешили по обоюдному согласию, но обычно на исповеди от меня не требуют подробностей того, как…
— Мы прощаем тебе это. Но впредь задумайся и не будь столь падок на женщин.
— Да, отец.
— Кайся.
— Я жажду вражеской крови. — Райнеро исподлобья глянул на короля. Дурное сердце заколотилось.
— Ты кого-то убил! — Франциско сгрёб в горсть цепь — и когда снял? — упёрся ей в колено, подавшись вперёд.
— Пока нет.
— Хорошо, продолжай. — Король откинулся на скамейке, оглаживая рубин за рубином. Всё лучше, чем стучать чётками. — Кайся.
— Я посмел солгать отцу моему. Отнюдь не нужда в покаянии подвигла меня искать встречи с ним.
— Что ты сказал, сын наш?
Принц Рекенья вскинул голову, принимая на себя прославленный грозный взгляд. Ходили байки, что десять лет назад придворные валились под ним в обморок.
— Увы, это так. Вы прощаете мне этот грех?
— Мы подумаем. — Франциско сжал его плечи. В этих руках ещё оставалась сила, побуждая подняться с колен. — Твоё неумелое покаяние вызвало скорбь святых, но мы эти грешки отпускаем. Садись. Можешь рассказать, к чему ты устроил этот маскарад.
— Дух мой мечется и сердце моё изнывает под бременем долга, который мой отец не позволяет мне отдать. — Райнеро повернулся к королю. Франциско не смотрел на него, тяжело дышал в бороду, видимо, обдумывая услышанное.
— Что же наш сын называет долгом, который камнем придавил его сердце? — голос напряжён, косматые брови сошлись у переносицы, он всё же понял. Но проверяет. Вдруг свершилось чудо, и беспокойный сын усмотрел долг в человеколюбии и служении вере? Придётся разочаровать.
— То долг перед любезной Эскарлотой, отец. Враг оскорбляет её и льёт её кровь. Я присягал защищать Эскарлоту, но отступился от присяги по твоей воле. Годами я не противился твоему решению, но покой развратил меня. И я не вижу иного пути оправдаться, чем поднять меч и вступиться за прекраснейшую из женщин! — В груди клокотало, словно Райнеро в турнирном доспехе нёсся вскачь по ристалищу.
Коли так, то Франциско чуть было не выбил его из седла:
— За Эскарлоту вступаются те, чьим долгом это действительно является. Не стоит спутывать долг воина и долг короля, сын наш.
Райнеро провёл по шее рукой, эта битва давалась непросто. Но хочешь воевать по-настоящему — выйди с победой из словесной баталии.
— Король отец мой, — правая рука сжала край скамейки, — но ведь и ты познал войну. Ты прославил себя во множестве битв, но не позволяешь сделать этого мне. Навязанное мне бездействие позорит имя Рекенья.
— Честь дома Рекенья страдает от другого, — не согласился Франциско. — А именно, от твоих скандальных… шалостей.
— Я готов искупать былые прегрешения сражение за сражением, войну за войной. Я готов, отец. У меня сильная рука, верная сабля и крепкий панцирь. Я защищу Эскарлоту и принесу ей славу, ну же!
— Прекрати перечить отцу, негодный мальчишка! — Франциско дёрнул цепь, та натянуто зазвенела. Рубины поймали отблеск солнца, кровь на золоте. Король начал надавливать на камни большими пальцами на камни, перебирая их.
Райнеро покачал головой, видит Пречистая, он долго держался.
— Я не хотел этого говорить, но посмотри на наших врагов. Его величество Мэдог Нейдреборн в молодости стоял во главе армии. Его сын Айрон-Кэдоган создал непобедимый полк и жил войной и стяжал Блаутуру немеркнущую славу. — В прошлом принц Рекенья мечтал, как станет королём и повторит успех принца Тимрийского. Они сойдутся в решающей битве, но один не отберёт у другого первенства. Оба выживут. Изопьют крови из общей чаши. Разделят мир пополам и покорят непокорных. Не сбылось, лучший из врагов неудачно потешился охотой. Райнеро скорбел по нему. Судьба так и не свела их лицом к лицу — Отец, король, наместник Всевечного на земле, ответь мне. Почему ты не позволяешь мне сделать для Эскарлоты того же?