— Франциско! — Розамунда сорвалась на крик.
Король с видимым сожалением разжал пальцы.
[1]Мраморное дерево получило своё название за цвет древесины, переходящий от молочно-белого к темно-серому, почти чёрному; ценится за красоту и необычайную прочность древесины.
Глава 17
Блаутур
Григиам
Капитан королевской охраны постыдно топтался перед дверью в покои Лоутеана I Нейдреборна. Он даже отпустил стражу, лишь бы не пялилась. Правая рука норовила врасти в эфес шпаги, левая не желала оставить в покое распухшую губу. Ранка не просто болела — немного кровила. Стоило сказаться больным и выиграть хотя бы немного времени, но Дисглейрио Рейнольт слишком хорошо знал своего короля — Лоутеан поспешит проведать друга. Вдох, решительный выдох. Дисглейрио облизнул укушенную губу и толкнул дверь.
Лоутеан Нейдреборн полулежал в кресле под витражным окном, перекинув ноги через подлокотник. Значит, сейчас он не король — друг. Он часто бывал в своих покоях совершено один, недостигаемый как для придворных, ищущих милостей или жаждущих влияния над ним, так и для сановников, желающих его участия в делах государства. И он часто сидел вот так, по-деревенски закатав рукава сорочки до локтя и отбросив колет за спинку кресла, и держал в руках медный лист, тронутый первыми резцовыми отметинами.
Нейдреборн давно увлекался гравюрой. Но брался за новую работу обычно тогда, когда на душе у него было неспокойно. Стало быть, есть срочность в вызове капитана королевской охраны?
Лоутеан не глядя махнул Дисглейрио резцом, давая знак подойти. Тот по обыкновению остановился за спиной короля. Лоутеан поправил гравюру на подставке, наверное, чтобы последняя не давила на живот, и посторонился, показывая своему капитану намечающуюся картину. Рейнольт подавил вздох: если на медном листе погружалась в танец королева Филис, тучи в душе короля притащат за собой грозу.
— Это Филис, в дубовой роще. Наша вторая встреча… Что скажешь? — Лоутеан платком смахнул с гравюры железную пыль, Дисглейрио чуть не чихнул.
— Она прекрасна, ваше величество, — склонил он голову. Пасмурный свет удачно падал ему на спину, лицо в тени. Комнаты короля вообще являли собой скопление теней, столько массивных дубовых предметов они вмещали. Даже ковёр на полу скрадывал шаги, чтобы ничто не потревожило тенистого покоя королевской спальни.
Лоутеан провёл резцом у лица королевы, порождая непослушную змейку пряди.
— Нет, не хочу, — он обернулся, недовольно морща лоб. Дисглейрио чуть опустил голову. — Отбрось это сейчас. Пусть я и позвал тебя, чтобы дать поручение, но…
Король замер на полуслове. Вглядевшись в лицо капитана, изумлённо распахнул глаза. От него не укрылось, что его пса кто-то потрепал…
— Это что? — Нейдреборн взглядом указал на губу Рейнольта.
Тот невольно облизнул её, дотронулся рукой. Это было последствием некоторой поспешности, несдержанности, страсти, ожогом от закипевшего льда. Это было напоминанием о том, как та, на которую он три года боялся слишком долго смотреть, показала себя настоящую, сбросив маску скромницы. Дисглейрио прикрыл глаза. Пережитое всё ещё не находило покоя в мыслях, но Лоутеану этого видеть не следует.
— Ваше величество… Лоутеан. Я держу кошку. Иной раз она… не знает меры. — Никакой лжи. Кошку королевский пёс действительно держал, вот только нравом Грёза отличалась кротким.
Король с сомнением всмотрелся в его распухшую губу, покачал головой. Затем отставил гравюру, стряхнул с платка стружку и подошёл. Рейнольта обдало цветочным запахом. Лилии.
— Считаешь меня дурачком? — Лоутеан коснулся его губы кончиком платка, показал след от капли крови. — Это надо обеззаразить, в ротике этой… кошки таятся зубы нейдидры[1]. Так что, у позабывшей меру кошки есть имя?
— Грёза.
— Я о женщине, Рейнольт.
Дисглейрио склонил голову. Лоутеан хотел доверия, такая малость, но разве откроешь правду? Как потерял голову. Не видел и не слышал ничего вокруг. Забылся в собственном желании. Как впервые получил ту, в которую был влюблён… Лоутеан бы не понял. Сам Дисглейрио ещё пару часов назад не понял бы, не поверил. Она играла им, и как! Изображала затворницу всё это время! И только сейчас позволила целовать, дала понять, что согласна. А он верил как мальчишка, и только от укушенной губы очнулся, увидел истинное лицо той напускной невинности. Три года он подбирал к ней ключик, был другом, но теперь всё изменилось, за какие-то минуты она стала ему совсем другим человеком… Раскрытая книга, теперь Рейнольт наконец мог читать её.