Лотти принял его за покойного брата! Впрочем, неудивительно, сложением они были похожи, да и кудри топорщились одинаково. Оссори не сдержал нервной усмешки, наблюдая, как ужас на лице короля сменялся замешательством. Как бы то ни было, а покойники в пришедших ночью чудятся от нечистой совести. Кому, как не Оссори, знать это?
— Берни? Мёртв?! — Лотти подался вперёд, всё ещё сжимая лунный диск. Он никогда не слыл примерным божьим почитателем, но увидев Дьявола, уверовал сполна.
— Нет, к сожалению. — Берни отстранил огонёк от лица, вернул подсвечник на прикроватную тумбу. Энтони говорил верно, всем было бы проще, погибни Берни с полком, но его наказали жизнью. Оссори хотел умереть, прямо там, перед ущельем, но верный пистолет пошутил осечкой. Стало быть, оставалось принять наказание жизнью. Хотя бы попытаться сразиться за собственную голову. Сбежать прямо из армии, дезертировать, и ради чего? Ради того, что уже обратилось призраком… Битвы не переиграть, ему самому не стать прежним. Оссори себя ненавидел.
— Ты прокрался, ты… убить хочешь? — Лоутеан, сощурившись, посмотрел на правую руку Берни. Он и не заметил, как всё это время сжимал эфес сабли.
— Нет, скорее верноподданнически склонить голову. — Оссори отпустил эфес, шагнул в пятно от света свечи, чтобы король лучше видел каждое его движение. Выдержать взгляд короля оказалось не просто, ведь он не мог смотреть в глаза даже собственному отражению. Счастливчик по воле рока, важнее ли твоя жизнь жизни Эрика Геклейна? Нет.
— Для этого не обязательно пробираться ко мне ночным убийцей, я бы дождался твоей верноподданнически склонённой головы на эшафоте! Там — склоняй, сколько вздумается.
— Лоутеан, только выслушай. Я… — стиснуть зубы, отбросить гордыню. Берни опустился перед королём на одно колено. Слова давались тяжело, окостеневший язык едва ворочался. — Я совершил страшное. Непоправимое. Мой полк, полк Айрона-Кэдогана погиб. Это моя… только моя вина, я заслуживаю казни. Но не как провинившаяся шавка, не под конвоем Роксбура!
Красный сапог на теле драгуна, брошенный мертвецам насмешливый клич. Когда Оссори прибыл в лагерь, генерал не скрывал торжества. Берни тогда не пристрелил его на месте только потому, что убийство стало бы для Роксбура благом, венцом мученика, и сам Роксбур бы остался в людской памяти жертвой взбесившегося полковника мёртвого полка. Злость подтолкнула, Берни вскочил с колена, одним шагом оказался рядом с Лотти. Король отпрянул, в испуге вскинул руку перед собой. Неужели граф Оссори дал ему повод сомневаться?…
— Казни меня, но пусть и он ответит. Это правда, я ослушался приказа, принял бой и отказывался трубить подмогу. Но подполковник Аддерли отправил порученца с приказом, а эта краснолапая сволочь посиживала в лагере, зная, что мы гибнем и нужно подкрепление! — Берни с силой ударил по столбику кровати, дерево беспокойно скрипнуло.
— По-твоему, из-за твоей самонадеянности генерал должен был обречь на гибель ещё больше солдат? — Лотти накинул на плечи одеяло, встал с кровати. Взлохмаченные волосы, щетина не одного дня. Король снова терзался душевными муками.
— Дьявольщина, Лотти, это была не разведка, насмешка, в неё отправили полк в полном составе! В случае нападения нас бы перебили прежде, чем мы смогли отступить, в ущелье не спрячешься! — В голове загудело, уши сдавило от гулкого крика, скрежета стали. Лавеснор не остался в прошлом, он жил с ним, давил на плечи, шептал в уши. — Я не дорожу своей жизнью, — голос осип. Берни всмотрелся в тусклые глаза короля. — Умереть для меня было бы благом, но я не могу, не сейчас. Роксбур сказал, что он знал о нашем разговоре. Ты совершаешь ошибку, окружая себя подобными людьми, предавая мою тебе верность.
Лоутеан молчал, часто дыша и не сводя с Берни глаз. Берни сделал шаг назад. Неужели он слишком грозен в своих речах? У Лоутеана есть повод его бояться, но какой?
— Что… что ты от меня хочешь, кузен? — Лотти совладал с голосом, свёл брови, белые пальцы стиснули у горла края сползающего одеяла. Так сжимают эфес сабли, рукоять пистолета. — Чтобы я взял назад своё слово, слово короля, обещавшего наказать клятвопреступника? Казнил генерала, приказа которого ослушались и теперь оспаривают другие его решения? Пока что я вижу лишь испугавшегося за свою головушку кузена, который вдруг понял, что смертен, и теперь боится разделить свою участь с другими. Я не прав?
Лоутеан медленно приблизился к Берни, полы одеяла легли у его ног мантией. Всклоченный ото сна, король всё равно оставался «любителем красивых телодвижений», как сейчас назвал бы его Энтони. Лотти смотрел внимательно, даже пытливо. Игрался? Пусть, лишь бы услышал!