Фрэнсис Квирк
Яблочные дни. Часть II. Мыши и тени
Зришь ныне свет — но будешь видеть мрак.
Каждый видит, каким ты кажешься,
мало кто чувствует, каков ты есть.
Вновь, как когда-то, сто веков подряд,
Руку на брата поднимает брат.
Глава 1
Блицард
Медвежий путь
— Рональд Оссори. Два дня как мы едем в окружении трёхсот безмолвных солдат. Два дня как я не могу разобрать, эскорт ли они или почётный конвой. Два дня как ты держишь меня в неведении, а на вопросы мои отвечаешь ухмылкой Дьявола.
— Рыжего Дьявола, моя прекрасная графиня.
— Берни! — Перехватив поводья одной рукой, Альда Оссори сняла капюшон и наградила несносного мужа взглядом — злость и синева.
Берни широко ей улыбнулся — взамен ухмылки, об которую мессира Ледышка в начале пути разбила свой лёд. Ему была мила такая Альда. Пусть ветер пока не сдвинул с места горы, но жену к мужу подтолкнул. Альда сделалась значительной частью его новой, послелавеснорской жизни, и всеми силами старалась не посрамить звание жены Неистового драгуна. Другими словами, она умильно раздувалась от гордости и не заговаривала о привалах. Первой.
— Ты просто невыносим, Рональд. Я принесла тебе пользу и ты не должен так со мной обращаться.
— Притомились, мессира? — нарочно невпопад спросил он. — Мы проехали без остановки не меньше пяти часов, сидеть ведь вечером не сможешь.
Берни признавал за ней право на гордость, в конце концов, не пальни она в Рейнольта, он бы расправлялся с ним дольше. На привалах же ему приходилось настаивать, и Альда скрывала облегчение до того неумело, что «барсы» посмеивались. В первый же день пути, не в последнюю очередь назло им, Берни устроился в хвосте конной колонны. Так утомительное путешествие верхом превратилось для его прекрасной графини в подобие прогулки. Конечно, до мощённых дорог Оссорийского герцогства Медвежьему пути было далеко. К тому же, на днях подтаяло, и от того, чтобы предстать бездной грязи вперемешку с камнями, тракт худо-бедно уберегали только жерди и россыпи гравия. Если дорога к Андрии превзойдёт в паршивости эту, пошутил Берни перед своим капитаном, чьё имя лишний раз не проговаривал даже мысленно, наша осадная армия хлебнёт не крови, но грязи. В ответ каменюка проворчал, что с такой скоростью они прибудут под стены мятежного города ко второму пришествию некоего Рагнара, и не считаясь с волей главнокомандующего отрядил ему за спину двух «барсят». Они и сейчас болтались в нескольких конских корпусах от него.
— Я не устала. А ты так и скажи, что сам утомился в седле. — Ухмыльнувшись, Альда глянула на Берни искоса, потом скорчила гримаску и обернулась на «барсов».
Берни веселило наблюдать за её неприязнью к то ли «эскорту», то ли «почётному конвою». Вероятно, из-за близорукости она не различала у этих трёх сотен лица, и они были для неё совокупностью длинных плащей из синей шерсти и сабель в чёрных ножнах. Дурашка и не догадывалась, что эти вояки, прошедшие через огонь песочных войн, славные для Блицарда настолько же, насколько были славны для Блаутура драгуны, в подчинении у «невыносимого Рональда», Рыжего Дьявола. Надо сказать, Альда вообще преуменьшала их значимость. С куда большим интересом она рассматривала попадавшихся на дорогах путников. Наверняка впервые так близко, не через стекло в дверце кареты, она видела купцов с обозами, припозднившихся с Хильмской ярмаркой, селян с оброком для их господ и много, много духовных лиц. Парой часов ранее Берни даже предложил Альде угадать, кто из этих пройдох спешит в Эльтюду за дозволением утверждать слово божье в порабощённых землях Восточной Петли, кто едет с лекциями в Хильмскую академию, кто продаёт индульгенции и святые реликвии, а кто вовсе слывёт безместным клириком и ищет местечко, где бы выступить со своей еретической проповедью. Альда заявила, что он дурак, и что, будучи племянником главы Прюммеанской Церкви, Берни мог бы выразить свой интерес к вере иначе, например, под стягом Яноре, вздымающемся над морем красных песков… Оссори тогда в самом деле прикусил язык, лишь бы раньше времени себя не выдать. Момент для того, чтобы объявить о своём звании главнокомандующего, требовался совершенно особенный.
— Я, моя прекрасная, графиня, — Берни с опозданием принял самую лихую из драгунских посадок, — могу хоть спать в седле!