— Что с тобою, мой друг? — у выхода из зала спросила Илэйн чуть слышно. — Твой взгляд полон муки.
Квентин сумел улыбнуться, покачать головой, именно так он давал ей знать, что тревоги напрасны. За порогом погляделся в высокую стенку жаровни на треноге.
Жаровни горели по всему замку, распространяя запах трав, лично собранных королевой в лесу. Наверное, пара пучков нашлась бы у Лийгария в лекарской сумке, которую он только что, благодаря отражению в жаровне, заметил у себя на плече. Молодой лекарь в дуплете, сшитым очень узким, не горбил спину и не прятал глаз. В топорщащихся волосах чернота, ни единой седой пряди, а кожа не знает ни морщин, ни загара. Квентин и забыл себя вот таким. А под конец всего утратил человеческий облик под нарывами, заляпанный гноем и кровью.
— Я не выйду к этим преступникам, — вымолвила Илэйн ясно и холодно. Оказывается, к их шествию присоседился то ли её секретарь, то ли один из министериалов. Квентин плохо помнил этого невзрачного человечка, одетого в рясу служителя храма Белоокой, да и не имел он важности в этом сне. — Безумная. Притворяющаяся. Безбожная. Дурная. Это лишь малая часть суждений обо мне, что сходят со лживых уст главы церкви, я знаю. Он и слуги его носят Её цвета и молятся, зажав Её лик между ладоней, но в сердцах их не бывает ни проблеска Её света. Я была среди них и видела. У них нет силы, которая заставила бы меня вновь появиться в Эльтюде! — Илэйн жёстче обхватила Квентина за запястье и добавила с усталым смешком: — Передайте послам Святейшего Совета — пусть ждут. А коль скоро ожидание уморит их — тени у них бессмертны, и во власти у них вечность.
Гордость за Илэйн Заступницу проступила на губах редкой улыбкой. Илэйн Тиоли могла постоять за себя и Карлат и перед обидчивыми претендентами на её руку, и перед Прюммеанской Церковью. Рождённая, чтобы быть королевой, она, к тому же, умела унимать боль и страдания одним касанием — и у излечимых, и обречённых. Подобно тому, как на заре нынешнего мира Белоокая приносила умирающим смерть без муки. Отличие было в пользу Илэйн.
Первое время Квентин думал, это мистификация из благих намерений, но нет. Королева Карлата сжилась с прижизненным образом Белоокой настолько, что сама искренне верила, она — у Той воплощение. Убедить в этом других ничего ей не стоило. Карлат больше не исповедовал прюммеанство. Для королевы Илэйн же не существовало святого Прюмме — посредника между людьми и Белоокой. Пресвятая Дева, она же Блозианка, приходила в этот мир прежде всего за тем, чтобы «открыть» ему Белоокую. Предвечный был сочтён Илэйн умершим в тот час, когда убили смертное тело Белоокой. Прюммеанская Церковь бы наверняка отлучила её, пошла войной на «безбожницу»… Но тысячи верователей взирали на фрески и витражи Белоокой, которые заказали у карлатских искусников. Тысячи верователей несли в свои храмы и молельни церковную утварь, которую приобрели у карлатских кузнецов и ювелиров. Тысячи верователей покупали яблоки, вкуснее которых не созревало во всём Полукруге. Наконец, тысячи верователей потянулись в Карлат со всего Полукруга, ища исцеления или хотя бы тихой, без боли, смерти у всеблагой королевы.
Прюммеанская Церковь не могла объявить еретичкой ту, кого прихожане почитали святой при жизни. В союзе же церкви Илэйн отказала. Святейший Совет был вынужден наблюдать, как пожертвования верователей, что ранее стекались в Святой град, пополняют казну Карлата.
— Пусть Святейший Совет увидит, на какой постели спит Илэйн Заступница, сколько свечей сжигает, — не помня, делал ли так наяву, пошутил Квентин, едва оказался в покоях королевы наедине с ней. — И у него не останется сомнений в том, что она святая.
Илэйн отпустила своих дам ещё у дверей, возгласив, что близится святой день, когда Луна впервые окрасилась алым и покарала убийц Пресвятой Девы. У обожествляющих свою королеву женщин не могло возникнуть сомнений в сказанном: конечно-конечно, её величество и лекарь, правая её рука, проведут ночь, обдумывая праздник для добрых карлатцев. Это лето было так щедро на дары, и румяных яблочек достанет каждому…
— На этой кровати я испустила свой первый крик, — показала Илэйн на ложе в самой тёмной части покоя. Квентин поднял её на руки, пока не ослабшие от пыточных оков, понёс. Ноги помнили путь. — Что может быть ценнее?
— А по этим коврам ты делала первые шаги? — Квентин опустил свою ношу на перины, сел рядом и повёл головой. В темноте ковры не отличить поверх дерева и камней, но он помнил вытканные сюжеты. Благодеяния Белоокой — это благие поступки Илэйн, красные яблоки — символ кровавой луны, белые яблоки в разрезе — просто луны, золотые яблоки — скромная дань чуду Пресвятой.