Вместо ответа герцог оправил странного фасона джеркин. Баска выступала плавниками огромной хищной рыбины, Лоутеан видел такую на страницах «Бестиария королевы Розмэри». Послушный жене в моде, в войне, развёрнутой в защиту сына, Арчибальд легко шёл против её воли жены в отношении к опальному королю. Пилигрим оставался для Лоутеана загадкой. Сейчас он уподобился морскому рачку, что прячет опасные клешни в раковине и смотрит на короля печальными глазами. Что вызовет на этом лице бурю?
— Вам что-то нужно? — Рачок не выдержал изучающего взгляда Лоутеана.
— Да. Воды. Я мог без опаски ловить капли влаги в подземелье, но кувшин воды таит угрозу.
Герцог нахмурился, между бровей прорезались две вертикальные морщинки, точь-в-точь как у сына. Он нашёл кувшин воды на сундуке, плеснул в деревянную чащу и выпил за пару глотков.
— Пейте. А я расскажу о том, что я мог бы сделать, будучи регентом…
— Сделать, чтобы заставить меня отречься? Отписать корону Рональду? — Лоутеан осторожно поднёс к губам чашу, руки дрожали как у старика. Прохлада ужалила воспалённое горло, желудок скрутило судорогой, так что чаша выпала из рук.
— Лоутеан? В воде не было яда, я клянусь…
— Это голод, Арчибальд. Так что вы хотите со мной сделать?
Заботливый тюремщик, Оссори-старший выглянул в коридор и потребовал для короля еды. После он тяжело опустился на стул, сам, не призывая слуги, придвинул его ближе к кровати. Регентская цепь претенциозно звякнула.
— Не с вами, со страной. Отныне с вами не случится ничего, что угрожало бы вашей жизни, пока это в моей власти. Я могу лишь надеяться, что церковный суд будет милостив, поймёт ваше горе, если вы найдёте в себе силы отпустить жену… — Регент замолчал.
А у почти бывшего короля не было сил спорить. Он прикрыл глаза. Понять морского герцога было невозможно. Похоже, тот принял жест за одобрение, потому что начал рассказывать о создании государственной системы сбора налогов, с центром в Григиаме, а не в каждом городе, как было заведено при Нейдреборнах, о послаблении в подушных сборах после войны с Эскарлотой и постройки водопровода в Григиаме. Дезире Оссори решила завоевать расположение подданных видимостью звона в их кошельках и чистотой улиц.
— Благородно, Арчибальд, только проследите, чтобы на смену подушному сбору с вдов и детей не пришёл налог на чистоту. А еще следите за Бэйвой. В этом году выпало много снега, а Григиам, в отличие от земель Оссори, отчасти стоит в низине. Так что река снова выйдет из берегов, и вашу систему из труб и сливов будет ждать большое испытание. В прошлый раз она затопила Птичий замок и окрестные кварталы, было много смертей от простудных болезней. — Почувствовав запах еды, Лоутеан приоткрыл глаза и уже не смог отвести их от густого мясного супа, хлебных лепешек с зеленью и обжаренной в меду куропатки с орехами и грибами. Желудок громко заурчал и болезненно сжался. — Мне непонятно ваше стремление держать меня в курсе дел королевства, Арчибальд, но я ценю это. А сейчас, пока я не умер от голода, могу надеяться на вашу компанию? Я всё ещё доверяю только вам.
Глава 40
Блицард
Фёрнфрэк
— Агне, Яльте, Рекенья, как там тебе уместней, а ну посмотри мне в глаза!
Райнеро поднял взгляд. Рональд Оссори бурно ворвался в бывший кабинет Скогбрюна, и стало тесно.
— Раппольтейн сон потерял из-за поведения твоей тётки! Он дерзит мне, требует ареста, приказа Лауритса у него нет, так что я уступать и не думал, но сегодня его просьбу частично уважу! — Главнокомандующий собрался в ночной объезд: до блеска натёр линдворма на нагруднике, вооружился шпагой и рассвирепел до того, как повстречал андрийцев-пятколизов. — Да дья-я-явольщина, ненавижу семейные скандалы!
— А у меня тут показатели улучшились, — Райнеро указал глазами на лежащие перед ним листы со свежими отчётами, одуревшая тётка не затрёт его успехов.
— Чего? — Рональд бухнулся на скамью для просителей, которая истошно взвизгнула.
— Эпидемия тифа. По сравнению с прошлой неделей она сходит на нет. Лекарский штат форн Тека делает своё дело. — Будучи старикашкой болеющим, граф Милле содержал врачей поболе, чем шпионов Клюв. Для начала ребятки в лекарских мантиях смирись с неизбежностью работать задаром, как велит им блозианское милосердие, за которым, правда, стояла воля графа Агне. Затем они закупили мыла и устроили банные дни.
Райнеро сам зажёг первый факел, главное оружие в борьбе с заразой, и имущество больных было предано очищающему огню. Он же отвечал за постройку бараков, куда селили лечащихся горожан. Графиня Оссори, которая уже увенчала нимбом рога Рыжего Дьявола, заставляя его поднимать город из пепелища, вознесла жалкие лазареты до статуса общественных больниц. Так на счету «эскарлотского негодяя» появилось доброе дело. Заниматься делами мира, а не войны, жечь до утра свечи, вникая в нужды андрийцев, оказалось приятно, именно такую жизнь Райнеро Рекенья вёл у себя в Валентинунья, хотя его добрые подданные не шли ни в какое сравнение с поганцами-пятколизами.