Как тебя я верну?
В этой горькой борьбе
Я давно поражен.
На вину осуждён.
Спи, закутавшись в тени.
Хоть покров нехорош —
Ну и что ж, ну и что ж.
Кровь течёт ли по венам?
Почернели сердца.
Так дождёмся конца?
Ах, до сна ли тебе?
Ты у грёзы в плену,
Как тебя я верну?
В этой горькой борьбе
Я опять поражён.
Сам недугом сражён,
Ах, сражён я, сражён.
(Незадачливый я лекарь…).
Цитра всхлипнула в последний раз и затихла под мягким движением пальцев. Гарсиласо затаил дыхание, не в силах отвести взгляд от мастера Квентина. Нет, это была не просто песня.
— Мастер Квентин, — осмелившись, шепнул Гарсиласо, — эта песня плохая. Вы потревожите Луноокую…
— Это только колыбельная, малыш. — Мастер Квентин улыбнулся. Слишком фальшиво, ведь Гарсиласо видел, сколько боли было на его лице, когда он пел.
— Колыбельная для вечного сна. — Гарсиласо подавил вздох, обхватил себя за плечи. — Есть другая, о брате и его умирающей сестре. Но в этой… вы знали её, да? Ту, которая в плену дрёмы? Мёртвые не просыпаются.
Белое, равнодушное лицо госпожи Дианы, она будто спит, но ресницы сомкнулись навек, они больше не вздрогнут. Перекошенные лица наёмников в крови, распахнутые глаза больше никогда ничего не увидят. Они приходили к Гарсиласо почти каждую ночь, убитые наёмники, которым теперь не страшен кинжал.
— Я не хотел тебя напугать. Пойдём в твою комнату, сейчас тут забегают слуги.
Мастер Квентин снова мягко сжал плечо Гарсиласо, но на этот раз тот позволил увести себя, уложить в кровать, укутать в одеяло. Мокрое от снега покрывало мастер Квентин оставил на сундуке и пошёл к двери, но Гарсиласо окликнул его.
— Расскажите мне. Она, в плену сна, она же та, что выглядит молодо, но живёт очень долго?
— Хватит тебе историй, Гарсиласо. Это только сказка. — Мастер Квентин попытался улыбнуться, махнул рукой.
— Нет! Вы ей пели! Когда были музыкантом… так? — Гарсиласо выбрался из-под одеяла, сел в постели.
— Любопытство губит маленьких деточек. — Мастер Квентин взялся за дверную ручку.
— Меня сгубит не любопытство, а кинжал брата. Пожалуйста, останьтесь…
Мастер Квентин обернулся, как-то странно посмотрел на Гарсиласо, но вернулся, сел на краешек кровати. Цитру он пристроил рядом, укутанная в ткань, она, похоже, отдыхала. Гарсиласо бросил взгляд на кровать у стены напротив, разостланную, но пустующую. Тётушка осталась спать у мастера Квентина, в смежной комнатке. За маленьким окном ещё царила высвеченная снегом темнота.
— Ты боишься оставаться один, так? — Мастер Квентин вгляделся в глаза Гарсиласо, пришлось их отвести.
— На стенах слишком много теней. — Он сглотнул. Их всегда было много. Донмигель играл с ним в театр теней, что было грешно и строжайше запрещено Церковью, но маленький Салисьо совсем не боялся. И только когда Райнеро стал кошмаром Гарсиласо, тени повадились принимать его облик, пугать. Гарсиласо приходилось просить тётушку быть с ним, пока он не уснёт.
— Это не те тени. Они не страшные, малыш. — Мастер Квентин скрестил пальцы в замок.
— Что значит «не те»? Я не боюсь. Расскажите мне.
— Нет, тебе это знать не к чему. Я посижу с тобой, пока ты не уснёшь.
Мастер Квентин снова укутал Гарсиласо в одеяло, зачем-то всмотрелся в его лицо, дотронулся до лба, покачал головой.
— Маленьким северянам вредно гулять на морозе.
— Я не северянин. И я не боюсь теней. Расскажите мне, пожалуйста. — Гарсиласо закусил нижнюю губу. Мастер Квентин вздохнул, потёр запястья, посмотрел по сторонам, будто надеялся увидеть что-то новое в маленькой комнатушке.
— Ты слышал о Карлате? — вдруг спросил он.
— Край, в котором мор унёс жизни всех жителей. — Гарсиласо кивнул сам себе, Донмигель рассказывал ему обо всех ближайших землях, а Карлат лежал рядом с их врагом — Блаутуром. Эскарлота никогда не имела с Карлатом какой-либо связи, наоборот, осуждала этот край за то, что его последняя правительница очерняла святых.
— Мор… А теперь слушай. — Мастер Квентин тяжело вздохнул, сгорбился, как под гнётом страшной тайны. — При дворе королевы Илэйн Тиоли какое-то время жил Лийгарий Кетах.
— Это она умерла в колыбельной? А Лийгарий — это вы?
Мастер Квентин покачал головой, поджал губы, явно подбирая слова.
— Она не умерла, Гарсиласо. — Он замер, почти затаил дыхание, как делал, когда Донмиель рассказывал страшные сказки. — Она жива, и она не стареет. Хотя мне бы и хотелось обратного… — голос мастера Квентина вдруг осип, он прокашлялся. — Когда-то Илэйн была действительно доброй королевой, её называли Хранительницей, потому что у неё был дар. Она могла забирать у людей их боль. Одно прикосновение, и уходил жар, переставала болеть рана… Вот так. — Мастер Квентин положил ладонь на лоб Гарсиласо, улыбнулся. — Ох, жареный поросёнок, я не Илэйн, и сбить твой жар так не сумею. Чувствую, нам придётся здесь задержаться, если ты заболеешь.