— Кто ты? — Райнеро скорее ощутил, как шевелит языком, чем услышал себя. Солёная капля скатилась к губе, он слизнул.
Соль перемешалась с железом, кровь жены ещё оставалась на губах. Райнеро с силой сжал зубы, но рыдания снова драли горло, слёзы затягивали взгляд. Лёгкий холод, как прикосновение пальчиков Урсулы, пробежал по щекам, накрыл ресницы. Райнеро вздохнул, серебряный свет струился по нему, но совсем не слепил.
Из тени, в которую отошла Дева, проступил коленопреклонённый рыцарь в воронёных латах и шлеме с чёрным плюмажем. Исполненный совсем как миниатюры в рукописных книгах, он протягивал к Белоокой на вытянутых руках древний, очень широкой у рукояти короткий меч.
— Что ты хочешь сказ… — Райнеро удержал всхлип, выпрямил спину, встал с обоих колен на одно. Между тем, как он чуть не сдох от раны в спине, и тем, как сломал ногу в попытке объездить Марсио, он успел принести присягу и стать рыцарем ордена св. Коприя. — Ты принимаешь меня в свой орден?
Холодное, мягкое прикосновение к пальцу с кольцом. Обручальным, тайно надетым возлюбленной Урсулой.
«Ни девичьи слёзы. Ни молитвы. Ни слова о помощи. Ничто не убережет тебя так, как моя милость, — тоненько вызванивали в мозгу стёклышки.
Пальцы не слушались, но кольцо принц Рекенья снял. В аметисте, казалось, уже клубился лунный туман. Он поднёс дар Урсулы к витражной руке и моргнул. Одно мгновение. Белоокая стала невестой, похвалялась кольцом на худой неподвижной руке. Губы затронул сосущий холод: это был поцелуй.
Витраж заливало чернотой, как дождём. Райнеро попытался прикоснуться к невесте, но по часовне пронёсся запах левкоя и подгнивших яблок. Чёрный витраж, не сделать и шага, голова налилась тяжестью. Его охватила дрёма.
«Спи, мой жених, и пусть горе уйдёт».
Яблочный запах гас, растворялся в ароматах мёда и цветов. Толчок в грудь, и Райнеро покорно упал, как оказалось, в кресло. Тряхнул головой, вытер влагу у глаз, комната содрогнулась и закружилась. Он вцепился в подлокотники, острая резьба вонзилась в ладони, не пуская назад, в морок, пропасть горя, лунный плен.
— Дрянной из тебя жених! — сказала та женщина с глазами бездны и глубоким, тягучим голосом. По комнате пронёсся едкий, приторный дух. Райнеро бестолково закашлялся, но смесь неведомых трав немилосердно туманила мысли. — И бестолковый к тому же! Не дыши! — Скрипнули оконные створки, женщина прицокнула языком и пристально на него посмотрела. — Дыши. Осторожно.
И он вдохнул. Холодный воздух нёс приятную ясность. Нащупав эфес шпаги, наблюдал за женщиной, чьи спокойные, размеренные движения лишь усиливали его беспокойство. Она накрывала колпачками сосуды с дурманящими смесями, завешивала аляповатым ковриком стеллаж с прогнувшимися полками, зажигала свечи. Ему уже доводилось бывать в комнате гадалки, но эта хозяйка на неё не походила.
Сезар писал пьесу с ведьмой среди действующих лиц или даже двумя, но сам отродясь их не видел, вот и увлёк друга на самые низы городского дна — познакомиться. Ведьма обреталась в вонючей, неряшливой комнатушке дома, сдающегося внаём отрепью. Полуседые космы звенели бусинами, глазки безумно закатывались, пока она ворошила птичьи внутренности и по ним складно врала о будущем «клиента», которым выступал перевоплотившийся в простолюдина принц. Он топтался по ее логову с медвежьей грацией, сморкался в пальцы и говорил просторечиями, не забывая с замиранием сердца спрашивать, удастся ли ему выкупить назад отцовского мула, спущенного за игрой в кости.
Шарлатанка, припечатали позже оба, но для пьесы сгодилось. Сезар утверждал, что они редкостные вольнодумцы, отделяющие веру во Всевечного и Отверженного от веры в подружек последнего. Тогда принца Рекенья тешило, что он не подвержен «мистицизму», и зловещим пророчеством его с пути не сбить. Но позже они влипли в Вольпефорре в немыслимую передрягу, о какой и не исповедуешься, и сейчас Райнеро поверил легко — перед ним настоящая ведьма. Раварта действительно привечала в Фёрнфрэке ведьм всех мастей. Таких, что обходятся без горстки птичьих внутренностей, «ритуальных» ножей, угрожающих бормотаний на смеси равюни и эскарлот.
— Где мой брат? — спохватился Райнеро. Салисьо явно не было в этих стенах, узких, затянутых тканями с ликами чудовищ из бестиариев. Хорош старший братец, стоило ему решить наконец им стать, как он тут же потерял Гарсиласо в ведьмовом логове! — Приведите его, сейчас.
— Он с Вильвичией. — Сев через стол от него, ведьма смерила Райнеро насмешливым взглядом. Её глаза стали светлее полночи, тёмно-карими, и от неё исходило тепло, покой, приручённое, домашнее пламя. Богиня домашнего очага в пантеоне древних равюнн могла бы быть такой. — Она наиграется и вернёт. Слову Саррацении можно верить.