— Смотри у меня! — Рональд потряс пальцем, хлебнул из кубка и вдруг поднялся.
Райнеро было приготовился отвечать на новую здравицу. Но вместо чествования Рональд встал между столом и камином, расставил ноги в высоких сапогах, упер в бока кулаки и склонил на грудь голову, подставляя загривок огненным отблескам.
— Рекенья, — он всегда так сипел, бесясь или… волнуясь, — пока мы с тобой чесали пятки о пятколизов и разоряли логово «андрийской волчицы», будь неладна это иносказательность, твой северный дядюшка, хищной поступью да на упругих лапах, выдвинулся из Хильмы. Дня три, от силы четыре, и пятколизы получат для вылизывания новые, уже монаршие пятки.
— Отверженный! — По шее прошёлся холодок, как от лезвия мироканской сабли, под пальцы попал куриный желудочек, Райнеро запустил им в гусиные останки, когда-то бывшие осью обеденного бытия. — Тётка успеет согнуть перед тобой колени? Ты знаешь, я не позволю вернуть ей «Гарсиэля», пока она образцово меня не попросит.
— Пока что я держу в тайне скорый приезд короля, — Рональд вскинул голову, над переносицей прорезались две морщинки. — Дьявольщина, да я жду ее письма с заверениями в покорности, как весны подснежник! Но прошли только сутки… Сколько нужно женщинам дома Яльте, чтобы сменить волчью шкуру на овечью?
— Иногда вся жизнь, а иногда одна ночь. Зависит от того, как велико насилие.
— Хочу верить, моё просто чудовищно!
— Не льсти себе, Рыжий Дьявол! — Райнеро со смешком метнул в Рональда орех, из тех немногих, что Скогбрюн ещё не извела на варенье, попал по плечу в замше и бархате. Вспомнился Нок и шишки. Шутливый настрой сошёл на нет. Райнеро с силой сплёл пальцы, почти уткнулся в них носом. — Оссори, меня изображали не только на фамильных портретах, понимаешь? Мои недруги, как ни смешно, их возглавлял мой король-отец, набросали другой мой портрет. Это был Принц-Палач, не слышал о нём? Тут уже льщу себя я… Но от Пустельгских гор до Амплиольских шептались о его жестокости и распутстве. — Принц Рекенья подался к Рыжему Дьяволу, упёрся рукой в каминную полку, вторую положил на рукоять кинжала, которым этим вечером всего лишь нарезал дичь. Он ощущал, как горячие отсветы пламени хороводят по лицу тенями порочных деяний. — Принц-Палач осаждал замок мужа своей сестры и поднял ненавистного зятя на кол, когда тот сунулся с ночной вылазкой. Принц-Палач похитил девицу и удерживал ее в охотничьем домике против её воли. Принц-Палач выбирал невесту для своего маленького брата, пробуя, какова она в постели. Но несмотря на всё это, его маленький братец дерзал обращаться к нему с какими-то просьбами. И вот дом Рекенья отказывает мне в праве принадлежать к нему. Я изгнан. Жуткий образ Принца-Палача блекнет, всё сильнее стираются краски, никто не знает, где он, многие вздыхают с облегчением. Но что же я вижу, спустя месяцы повстречав здесь Салисьо? В его маленьких мозгах образ Принца-Палача не просто не стёрт — подновлён. Он подставил своё горло под укол моей шпаги, Оссори. Он попросил быстрой смерти. А знаешь ли ты, кто вселил в податливое сердечко моего брата настоящий страх передо мной, палачом и ублюдком? Понял ли ты, кто вложил клинок в его ручонку и направил его на меня? Хенрика Яльте. Моя одуревшая тётка, что попыталась стать мне и сестрой, и госпожой, и возлюбленной. Я бы даже назначил её своим врагом, если бы считал женщин достойным противником. Но я не считаю и терпеливо жду, когда она согнёт колени и попросит прощения за тот раздор, что сеяла между братьями, за то неведение, в котором посмела меня держать. — Торопливо облизнув пересохшие губы, принц Рекенья шагнул к графу Оссори и схватил его за руку. Граф держался совершенно бесстрастно, лишь наглаживали ремень заткнутые за него пальцы, лишь отблески огня жили на неподвижном лице. — Ты знал меня как врага, Рональд, и всё же предложил свою дружбу. Теперь узнай меня как друга, ибо только друзей я подвожу к краю своего чёрного, убогого сердца. Раз ты мне друг, Рыжий Дьявол, ты заставишь Хенрику согнуть колени до того, как сюда с мироканской саблей наголо заявится Яноре.
— Господин главнокомандующий!
От окрика Райнеро вздрогнул. Руку на рукоять, порывистый разворот, как если бы снова окликали его — не Оссори. Капитан Раппольтейн вырос на пороге столовой, вытянувшись во фронт. Нагрудник в кровавых мазках, как и рукав куртки, челюсти сжаты, пустые глаза смотрят на Оссори.
— На вас напали? — Райнеро не выдержал. Неужели там, где велят преклонить колени, эта стерва поднимает меч?