Выбрать главу

— О божечки! — Хенрика отпрянула от мальчика с правильными, и не думавшими смотреть друг на друга голубыми глазами. Подменыш, подменыш! Где её Гарсиэль?!

— Что, не тот? — над ухом хрустнул смешок, талия очутилась в железном кольце рук. — Материнское сердце не обманешь, не так ли? Или он и тебе теперь не нужен? Посмотри, он теперь не несчастненький… Даже его чувствительной жёнушке бы не захотелось его пожалеть. На кой он тебе теперь сдался?

Хенрика моргнула. Всё тем же знакомым движением мальчик покачивался с ноги на ногу. Всё то же личико приобретало знакомое, лукавое выражение, и всё те же губы расходились в улыбке, заготовленной у Гарсиэля на случай, если тётка начинала глупить. Предвечный ли сотворил это чудо или Отверженный, Хенрика с благодарностью принимала его и видела в этом своего рода благословение на материнство. Никто и никогда не узнает больного воронёнка Рекенья в этом светлоглазом, с хищно загибающимся носом сыне гарпии.

— Мой старший племянник ревнует? — Хенрика вывернулась из ослабшей хватки. Райнеро набычился, и она отметила красноту вокруг глаз и какой-то больше горький, чем злобный изгиб искусанных губ. Маленький Тек в самом деле много для него значил. Но нет, на сей раз она не пустит

поплакаться у неё на груди. — Считаешь, я недостаточно хорошо утешила несчастненького в тебе? Но что было — того не вернёшь, так что смотри на младшего брата. Он лучше тебя, Райнеро Рекенья. Он не нуждается в утешении. — Утвердив руку на плече Гарсиэля, она будто воссоздала семейный портрет, и старшенькому не нашлось на нём места.

— В утешении блицардской шлюхи он действительно не нуждается, — ублюдок кивнул и вдруг подался вперёд, тыча себя в грудь: — Я — его старший брат, я — его опекун, и не думаешь ли ты, что я отдам его тебе, обезумевшей тётке?!

Хенрика только моргнула, а между ней и озверевшим племянником щитом встал Гарсиэль:

— Райнеро, не говори о ней так!

— Заткнись, малявка! — Стало быть, так это происходило в Эскарлоте: старший в отточенном движении заносил руку, младший отворачивал голову и жмурился, после чего следовал удар…

Но здесь не Эскарлота в той же степени, в какой Хенрика — не Диана. Тётушка бросилась между братьями и обеими руками перехватила руку старшенького. Тот гневно округлил глаза и раздул ноздри, но бить передумал.

— Никто не должен видеть, как Яльте бранится с Яльте, — для пущего убеждения Хенрика прищурилась. — Уединимся.

Вблизи не попалось ничего укромнее, чем чулан. Хенрика пристроила прихваченный подсвечник на рассохшемся табурете у входа, затворила за племянником дверь и с наслаждением отвесила засранцу подзатыльник:

— Я пекусь о твоей репутации перед младшим братом. Цени, сволочь ты завистливая!

— Стерва! — Рекенья развернулся к ней и закашлялся. Чуткий тиктийский нос был создан обонять снег, железо, кровь, но не кислый запах залежалых, отживших свой век вещей.

— Впредь прикуси язык, — Хенрика приподняла подбородок и сцепила под грудью пальцы, принимая как можно более степенный вид, с каким тётушки воспитывают нерадивых племянников. — События последних месяцев не показали тебе, что варварам не осталось места даже в Блицарде?

— Не в Блицарде, но в голове моего брата отлично прижился этот образ! Не смогла завоевать его любовь сама, устрашила старшим братом, чтобы выглядеть подобрее? — Луна светила в оконце под потолком, Райнеро оскалился зверем, метнулся от её света прочь. Грохот, Хенрике под ноги пыльными гусеницами попадали мотки ткани. Райнеро с рыком пнул один, саданул кулаком по деревянной рассохшейся громаде буфета. — Каких сказок ты ему нарассказывала, чему учила, что этот забитый недомерок удрал от меня бодрой рысью в ночной город, а потом махал шпагой как в последний раз?!

— Ты напал на него?! — Окровавленные ручонки и сорочка, только ли хозяйке дома требовался лучший лекарь Фёрнфрэка? — Так это была его кровь?! Ублюдок, убийца!

— Он победил! — Райнеро хохотнул. — Победил! Он! Меня! Приставил к горлу шпагу и… пожалел. Мой младший брат пожалел меня! Я, командующий андрийской армией, Принц-Палач, заслужил жалость малыша Салисьо! — Он наотмашь ударил по висевшей на крюке корзине. Хрустнули тонкие прутья, взмыло вверх и закружилось облако перьев.