— Я… видел. Так лечили в Эскарлоте…
— Перевернись на спину, осторожно. В Эскарлоте? А от чего?
— От ранения… — Конечно, от ранения, а не простуды. А он трус, напридумывал… У него всего лишь разболелось горло, чем тут помогут иголки? Глупый и трусливый мальчишка.
Мастер Квентин убирал с его груди лоскуты ткани и аккуратно складывал их на стол. Оказалось, мазь была белой, только слегка желтоватой. Гарсиласо вздрогнул. Жидкость, сочившаяся из раны Райнеро, была такого же цвета. Память неумолимо рисовала картинки. Зачем она так?
— Можно, я сам попробую? — Гарсиласо зачерпнул немного мази из коробочки. Горячая и мягкая, тягучая, липкая, похоже сладкая. Нет, та жидкость, из раны, была иной. — Лечили моего брата, у него в спине была дырка. От удара клинком.
Старший брат ничем не грозил младшему. И как раз это пугало больше всего — то, что он и не мог ничем грозить.
Райнеро лежал на животе в своей постели, без сорочки, только ноги прикрывало одеяло. Гарсиласо мог протянуть руку и коснуться его плеча. И эта близость пугала ещё больше. Кожа брата покрылась испариной, особенно на лице, волосы взмокли. На каждое движение лекарей мышцы Райнеро напрягались. От боли он кусал губы и сжимал подушку руками. Увидев перед собой младшего брата, он рявкнул, чтобы его увели, и отвернулся. Ноги Гарсиласо сразу вознамерились исполнить приказ, но отец, что стоял сзади несокрушимой горой, только крепче сжал его плечи и громко напомнил: «Смотри на старшего брата и учись. Он отважно сражался, но проявил неосмотрительность и поддался не святому порыву воина, но влиянию Отверженного. Никогда не поворачивайся к врагу спиной, сын наш».
Гарсиласо смотрел. На спине Райнеро, почти между лопаток, зияла алая рана. Комнату заливал дневной свет, и рану было видно во всех подробностях. Продолговатая, чуть меньше ладони Гарсиласо не очень глубокая. Но лекари, похоже, решили это исправить и будто хотели залезть поглубже в спину Райнеро.
Запах лекарств, что казался так не к месту в комнате никогда не болеющего старшего брата, резко ударял в нос, заставлял быть внимательней. Гарсиласо поймал себя на мысли, что забыл жалеть раненого и с явным интересом наблюдает за действиями лекарей.
Райнеро вернулся с войны неделю назад. На носилках, но в довольно весёлом настроении. Ему становилось лучше. Но вчера он страшно вскрикнул, разгибаясь из поклона перед отцом, и упал… Теперь трое лекарей, нависнув над его спиной, тихонько в ней копошились. Двое что-то делали тоненькими блестящими ножичками. Третий стоял рядом, подавал нужные железяки и вытирал выступающую кровь. Её было совсем немного. Рана алела пурпуром, но крови жалела. А вот чего-то другого — вязкого и бело-жёлтого — было немало. Лекари убирали светлую жидкость осторожно, но Райнеро вздрагивал от каждого движения и то и дело стонал, уткнувшись лицом в подушку. От этих стонов у Гарсиласо подскакивало сердце, потели ладони. Ужасно хотелось уйти, но было нельзя.
Вокруг постели брата собрались почти все близкие ему люди, и Гарсиласо входил в их число. Не было только «апаресидской приживалки» — Жуаны Гижар, или Хуаны — если по-эскарлотски. Гадкая девчонка. Помощница Райнеро в его издевательствах над младшим братом. Вертлявая, чернявая, стрекочущая, она была любимицей в семье Рекенья. И хотя чужеземка была уже в пути, к общему горю она опоздала. Гарсиласо надеялся, что Райнеро ей этого не простит.
Гарсиласо не оставляло чувство, что он видит то, чего видеть не должен. Не то чтобы его это когда-то останавливало. Просто он привык подглядывать за братом из укромного местечка, а не стоя прямо напротив. Райнеро это разрешённое подглядывание ужасно не нравилось. Матушка пыталась убедить короля покинуть спальню сына, но тот был непреклонен. Теперь она стояла чуть поодаль и тихо плакала, шепча молитвы. Свои молитвы, Гарсиласо совсем не знал их слов. У изголовья кровати склонилось двое священников. Они тоже бормотали святые слова, уже знакомые и понятные. И отец напоминал Гарсиласо, что и ему стоит молить Всевечного о здоровье для старшего брата. В свои шесть Гарсиласо знал наизусть очень много молитв. Но сейчас запинался, слова путались и замирали в груди, стоило ему заглянуть в лицо Райнеро. На нём была печать боли. Так что младший принц уже сам чувствовал покалывание между лопаток.
— Прекратите это отпевание, отец, я ещё жив!
От рыка Райнеро Гарсиласо проглотил очередное «амис» и отпрыгнул.
Молитвенный шепоток стих. Но стоило отцу кивнуть, и священники снова завели свою песню. Гарсиласо зажмурился, ожидая нового рыка. Вместо этого раздался тихий и усталый голос: