— Нет, любезный Грегеш. — Благодарность за помощь не делала Оссори уступчивым. Альда вся напряглась под рукой Берни, державшего её за талию.
— Война не место для женщины! — Раппольтейн будто надеялся охладить голову, пропечённую жаром пустынь, и не носил шапки — и Берни невольно проследил, как у каменюки розовеют чуток оттопыренные уши, уподобляясь цветом заморскому мрамору.
— Война ли, мирное ли время, но только со мной эта женщина и в безопасности. — Альда у него под рукой вздрогнула. Ветер пуще прежнего задул на горы.
*Тритт — мера длины в Блицарде и Блаутуре, равная примерна 0,98 см.
На первый взгляд, загородное королевское поместье ничем не отличалось от десятка поместий, что подворачивались на пути блаутурской армии, когда в Девятнадцатилетнюю войну она продвигалась вглубь Блицарда. Какие-то спешили выпростать белый флаг, какие-то пытались стоять насмерть. Королевское было не тронуто. Блаутурцы подбирались к столице с других направлений. А потом война закончилась. Линдворм, с позволения своей жертвенной девы, начал обвивать Блицард кольцами, преобразуя всё, до чего дотрагивался. И то ли Берни так громко думал, то ли Альда приспособилась читать не только свои книжонки, потому что при въезде в замок сказала:
— Здесь и внутри нет ничего от Айрона-Кэдогана? Так, Рональд? — И прикрыла глаза, будто виды вокруг причиняли ей боль.
Вытянутый, прямоугольный, с мощными стенами, одной стороной замок будто вырастал из озера, а другой упирался в ныне высохший ров-канал. С торцов его прикрывали низкие массивные башни. В густых сумерках замок выглядел почти опасно. Не составило труда догадаться, кто в своё время обустроил в нём оборону, послушный высшей отцовской воле, и почему Кэдоган не оставил на нём знак линдворма.
— Так, Альда, — Берни ответил жене, лишь когда подвесные ворота опустились, и кавалькада въехала во внутренний двор, разгорающийся факелами. — Поместье принадлежало не Хенрике, но её дяде Фредрику Яноре, заслужившему его, наверное, за блестящую службу своему брату-королю, а отвечал за него его сын Лауритс.
— Его милость король Лауритс, — поправил начальство отнюдь не любезный Грегеш. — Вы встали под его стяг, Оссори. Помните это, и впредь… — он вдруг осёкся и резко подался вперёд вместе с лошадью.
Берни сердито сглотнул просившиеся наружу слова, отповедь. Правильно, каменюка, поучай «барсов» да высыпавшую во двор прислугу. А мы сами разберёмся с переменами своей верности.
— Другой стяг… — пробормотала Альда, когда он снял её с седла. — Едва ли это можно забыть.
Берни нахмурился. Две вертикальные морщинки между бровями. Он чувствовал их и когда под руку с запыхавшейся Альдой взбирался по узкой лестнице в башню, и когда мылся в деревянной бадье. Десять смертей на дороге. Десять блаутурцев, соотечественников, тех же солдат, хоть драгуны и не считали себе четой дворцовую охрану, капитана Рейнольта же откровенно недолюбливали. Кровь этих десятерых пролилась на мёрзлую блицардскую землю, с себя Берни смывал разве что дорожную грязь и пятна от пороха. Он не знал сомнений, соглашаясь на предложение Лауритса. Не знал он их и отстреливаясь от погони. Но теперь… Да, Альда. Едва ли это можно забыть.
Две вертикальные морщинки не разгладились и после того, как Оссори в чистой рубахе и — ради спокойствия жены — штанах босиком протопал через всю спальню и уселся за сервированный у камина стол. Нет, утка в яблоках и форель, жаренная с сушёными травами, были хоть куда, как и пиво, варку которого с Яноре бы сталось наладить прямо в поместье. Дело в Альде. После купания румяная, как блицардская селяночка, она почти не притрагивалась к еде, вместо этого воздавая должное красноватому напитку в пузатой бутыли. Ежевичнице. Кубков и тем паче бокалов в доме не водилось. Деревянная чаша с четырьмя ручками могла бы напоить допьяна не то что миниатюрную жену Рыжего Дьявола — самого рослого «барса» из отряда Раппольтейна. Берни прислушался к звукам внизу, и морщинки, кажется, прорезались ещё глубже. Судя по затихающему бряканью посуды, «барсы» заканчивали ужин. Но совсем без песен, без плясок между столами и на столах. Или нрав «барсов» очень далёк от драгуньего, или Раппольтейн пришиб попытки веселья одним своим видом. Берни хлебнул пива и мрачно хмыкнул. Да, нелюбезный Грегеш. Его, Яноре, стяг. Пока нет способа вернее доказать преданность, чем умертвить недавних своих.
— Как твоя рана? — неожиданно спросила Альда и метнула взгляд под ворот его сорочки.