Как что-то святое я глажу сквозь футболку ее соски и поражаюсь тому, что они почти мгновенно твердеют под моими пальцами. Я хочу большего, но боюсь, боюсь, что она рассердится. Мы продолжаем наш бесконечный, жаркий поцелуй.
Устав целоваться, мы начинаем разговаривать. Мы шепчемся.
— Мне кажется, что я полюбил тебя.
— Кому кажется, тот крестится.
— Не смейся. Правда.
— Если правда, тогда почему это только «кажется»?
— Не знаю. Просто слово такое вырвалось.
— Просто и муха не кусает, а все с умыслом.
— Перестань смеяться. Лучше скажи мне…
— Что?
— У тебя там есть парень?
— Где — «там»?
— Не притворяйся. Ты понимаешь, что я спрашиваю. «Там» — это там.
— Допустим, что нет, что тогда?
— Тогда мы этого не допустим.
— В смысле?
— У тебя будет парень.
— Кто?
— Я.
Тоня смеется. Мы снова целуемся.
Сегодня вместо спортивных брючек она надела короткую юбочку.
Вид ее обнаженных коленей, бедер, жутко волнует меня.
Мы целуемся. Осторожно кладу ладонь на ее ногу.
Тоня вздрагивает и убирает мою лапу. В сторону.
Ну почему?
Мы целуемся. Я делаю вторую попытку завоевать ее колено.
— Не надо! — девушка убирает мою ладонь.
— Почему?
— Потому! Не надо, — похоже, она сердится.
Не надо, так не надо.
Я же не буду вести себя, как Колян.
Мне хочется лечь так, чтобы положить голову на ее ноги.
Или чтоб она легла, положив свою голову на мои колени.
Мне многого хочется.
Но получаю я минимум. Очевидно, потому что робок.
Но мне все равно хорошо.
Я расспрашиваю Тоню. Обо всем. Какие животные ей больше всего нравятся?
У них дома есть собака? А кошка? Тоня отвечает мне.
А я снова спрашиваю. Какие песни она любит? Какие фильмы?
Какой поэт ей нравится больше других? Любит ли она гулять по лесу?
Легко ли она переносит одиночество? Какая еда ей нравится? Что она любит?
Какие предметы в школе она любила больше всего? Кто ее подружки, друзья?
Она любит детей? А какая у нее семья? Отец очень строгий? А мама? А брат?
Тоня терпеливо рассказывает мне о себе.
Потом я умолкаю.
— Допрос закончен? — смеется Тоня.
— Причем тут допрос? Мне просто интересна твоя жизнь, — отвечаю я.
— А вот теперь буду спрашивать я! — восклицает Тоня.
— Спрашивай! — наивно соглашаюсь я.
— Кто была твоя первая любовь? — спрашивает Тоня.
Ничего себе! Это же вопрос из другой весовой категории!
Но, вздохнув, я рассказываю. Тоня внимательно слушает.
Вокруг так тихо, что кажется, что мы остались совсем одни на земле.
Мы возвращаемся в общагу в полвторого.
Как хорошо быть молодым.
В полной мере я пойму это потом.
Через много лет.
Часть 2
Среди нас молнией пронеслась новость. Среди мичуринских есть деваха, которая совсем недавно вышла замуж. Чуть ли не три недели назад. Ей пришлось приехать сюда, не завершив медовый месяц. Но новость не в том, что она замужем. Новость в том, что она, деваха — голодная.
Каждый из нас невольно примерил на себя тогу спасителя голодающих. И каждый посчитал, что она ему впору. В итоге к девахе повышенный интерес. Мы внимательно следим за ее перемещениями и настроениями.
Раннее утро. Она идет к умывальнику. (Удобства во дворе!)
Мы сидим на скамейке. Воровато осматриваем ее ладное тело.
Утренний ветерок играет с полами ее куцего халатика.
Она этого словно не замечает. Зато мы не можем отвести глаз.
— Вам слить, мадам? — хриплым голосом произносит Толян.
— Нет, спасибо, — она смеется.
Мы завистливо смотрим на Толяна. Он явно вырывается вперед. В деле помощи голодающим. Вечно эти гидроакустики лезут нахрапом. Взгляд у нее, и правда, какой-то ласкающий, зовущий, томный. Другие девушки смотрят на нас иначе. Строго и независимо. С ними, видимо, нужно еще долго возиться, а эта…
Она явно хочет.
Опыта мало, но природа подсказывает, что тут возможен успех.
Тело зовет.
«Она хочет, хочет, хочет», — стучит где-то, чуть ли не в спинном мозгу.
Хорошо четверокурсникам. У них как-то все проще. Что значит опыт! Их шутки более тонки и изысканы. Их фразы точнее бьют в цель. Они пачками носят в карманах презервативы. Нам кажется, что они бесятся с жиру, потому что используют эти резинотехнические штучки не по назначению. Они осторожно заполняют их водой и подкладывают друг другу под одеяло. Воды, оказывается, можно влить литров восемь. Если на подготовленную таким образом кровать сесть, то изделие тихо лопается, заливая временную колыбель студента водой. Громкий, дикий, радостный хохот собратьев. Пострадавший досадливо кривится, но тоже смеется. Борьба с мокрыми простынями — его личное дело.