Федор аж крякнул от такой наглости. В магазине яблоки стоили по семь-восемь рублей за килограмм. Да, они выглядели несколько хуже, чем эти, но яблоки, как говорится, и в Африке яблоки.
Продавец, соскочив с ящика, на котором стоял, обогнул прилавок, и живо подбежал к Федору. Он оказался маленького роста с хищными руками, которые вместе со словами тут же начали летать в воздухе вокруг лица Федора.
Федор сделал очередную попытку уйти, но это ему не удалось, торговец слегка ткнул его рукой в грудь и проникновенно спросил: “За сколька хочиш, а? Гавары, дам, сколька скажэш, брат”, – продолжал он торг, хотя Федор всем своим видом показывал, что ничего у него покупать не хочет. – Бэры, у меня лучше всех товар.
Он подумал, что торговец откажется и отстанет от него, но все случилось по-другому.
Продавец развернулся и уверенным шагом отправился обратно за прилавок, представляющий собой высокий бруствер из фруктов и овощей, за которым прятались весы, выглядывающие только верхушкой циферблата с красной беспокойной стрелкой. Он взял три верхних небольших яблока, бросил их на чашу весов, куда-то вниз, отчего красная стрелка пугливо заметалась из стороны в сторону, затем взял из стопки полиэтиленовый пакетик, сложил в него яблоки и оставил за ”бруствером”. Как показалось Федору, ничего не высчитывая, азербайджанец лаконично произнес: “палтара кило, двадцат рублэй, – широко улыбнувшись золотой улыбкой добавил, – скыдка”. Поставив точку в вопросе стоимости яблок, он вопросительно, по-хозяйски взглянул на Федора, как бы говоря, что процесс далеко не закончен и надо продолжать. Федор помолчал в нерешительности, и полез в карман за кошельком. Ему очень не понравилось поведение торгаша и он решил побыстрее уйти.
Торгаш сделал вид, что не услышал вопроса. Ценник завалился в орехи и Федору было не разглядеть что на нем написано, а подойти и вытащить – постеснялся, поэтому он просто стоял и наблюдал как продавец повторяет свой фокус с мешком и весами. После взвешивания и бросания второго мешка куда-то к первому, торгаш оценивающе посмотрел на Федора. Натренированный глаз уверенно ощупал карманы, вывернул их, пересчитал вплоть до мелочи все деньги и разочарованно скользнув по потертым, стоптанным наружу Федоровым башмакам, уперся ему в лоб. Его мозг моментально принял одну из трех стандартных моделей поведения.
Первая модель поведения предполагала заискивание перед покупателем и подхалимаж. Третья – полное подчинение своей воле и навязывание. Вторая модель, нечто среднее – безразличное отношение к покупателю. Федор судорожно полез в карман. Его оглушила цифра. Он рассчитывал на двадцать пять рублей, не больше. Прозвучавшая сумма никак не походила на ту, которую он был готов заплатить. Умом он понимал, что азербайджанец обманул его, причем внаглую, но природная нерешительность и трусоватость принуждали его к тому, чтобы сделать “хорошую мину при плохой игре”. Показать, что его так оскорбительно явно обманывают, было унизительно для него. Федор не мог вступать в перепалку и поднимать скандал из-за переплаченных двадцати рублей. Он понимал зачем азербайджанец бросал пакеты на весы, Федор видел, что тот ничего не считал, а называл нужную сумму на свое усмотрение, но стыд, жгучий стыд за то, что его так беззастенчиво обманывают, что считают возможным так примитивно его обсчитывать, будто залезая к нему в карман, не обращая внимания на хозяина и его реакцию, сковывал и не позволял даже просто развернуться и уйти. Стыд заставил протянуть руку с деньгами и взять эти два треклятых пакета. Когда продавец, получив деньги, передал пакеты, Федор почувствовал их подозрительную легкость. Если бы вес пакетов хотя бы отдаленно напоминал тот, который называл азербайджанец, то Федор, молча забрав пакеты, сразу ушел бы, но такая вопиющая наглость переполнила его чашу терпения. Соседние продавцы-азербайджанцы и русские продавщицы цветов с интересом наблюдали за этим обычным для них аттракционом. И те, и другие периодически перебрасываясь фразами, похохатывали. Так они развеивали скуку от отсутствия покупателей. Но теперь Федору стало стыдно уходить вот так, молча унося в руках три яблочка и горсть орехов ценой тридцать пять рублей. Уйти под прицелом нескольких смеющихся пар глаз, утеревшись, как от плевка в лицо, он уже не мог. Та самая дурацкая гордость, заставлявшая по началу делать вид, что все хорошо, когда его так незатейливо обманывали, теперь не давала тихо сбежать, оставив наглых продавцов в полной уверенности, что им это может в очередной раз просто так сойти с рук. Убежденность в собственной безнаказанности лоснилась на их лицах, мерцая желтыми блестками то в золотых коронках, то на массивных золотых перстнях.