– Вы видели наш сад, инор Болдуин, – резко сказала я. – Где, по-вашему, мы могли спрятать бегающие яблони? Отправлять на день на прогулку по соседям?
– Логичнее было бы на ночь… – усмехнулся он.
Его слова показались намёком, весьма неприличным намёком.
– Нет, теоретически, их можно было бы спрятать, – некстати влез папа, – но не при доме, а где-нибудь подальше. Что касается сада, уверен, Сильвия умолчала о самом интересном. Ей иной раз кажутся незначительными такие перспективные экземпляры.
– Папа, у нас ещё десерт, – напомнила я. – Инор Болдуин засомневается в нашем гостеприимстве, если ты потащишь его сейчас на улицу.
– Сильвия, почему бы вам не обращаться ко мне Рассел, как вашему отцу?
– Боюсь запутаться, где к вам можно обращаться Рассел, а где – инор Болдуин, – хмуро ответила я. – Конечно, Уэбстер это не смущает, ну так я – не она.
Болдуин откинулся на спинку стула и удивлённо на меня посмотрел, словно я выдала нечто неприличное. Впрочем, может, Уэбстер как раз и была для него весьма неприличной темой? Не зря же она столько за него цеплялась, ласково называла по имени и требовала прийти к ним на ужин?
– Ещё немного – и начнёт темнеть, – не сдавался папа. – Можно сейчас пройтись по саду, а к десерту приступить потом.
– К десерту потом приступить нельзя, – возразила я. – Чай уже заварили, и он будет не столь хорош, если перестоит.
– Но в темноте наш гость ничего не увидит…
– Подсветим, – предложил Болдуин. – В конце концов, что нам стоит создать пару «светлячков»?
– А нарушение режима дневного освещения? – папа почти сдался и протестовал только по привычке.
– Однократное нарушение даже полезно, – заметила я. – Ты же сам говорил, что чем больше комфорта у яблонь, тем хуже результат.
Папа поджал губы, недовольный моей хорошей памятью. Я его понимала: при солнечном свете сад смотрится выигрышнее – одуряюще пахнут цветы от кипенно-белых до насыщенного розовых, в зависимости от сорта, блестят упругими боками плоды разных размеров, и всё это прекрасно оттеняет сочная зелень. В нашем саду яблони почти никогда не болели, а уж вредителей папа отлавливал лично и предавал мгновенной казни безо всяких сомнений. У него при себе всегда была баночка с гадко пахнущим алхимическим раствором для этих целей.
– Почему же? – подал голос Болдуин. – Мне кажется, в комфортных условиях плоды должны быть крупнее.
– Я не за размером гонюсь, – начал объяснять папа, севший на своего любимого конька. – Хотя, конечно, и за ним тоже. Но главное – это вкусовые качества и возможная польза сорта. Кстати, вы правы в том, что я поторопился извести хищный сорт. Он бы мог отлавливать паразитов как на себе, так и на других яблонях. Только нужно было сделать акцент на размерах: карликовая яблоня крупным животным вреда не причинит, зато прекрасно могла бы передвигаться по стволам других деревьев…
– И по ограде, – напомнила я. – Нет уж, папа, хватит нам бегающих яблонь. К тому же у мелких яблонь и плоды будут мелкими.
– Так я не ради плодов бы выводил, – вздохнул папа. – Да что теперь говорить? – Он махнул рукой. – Повторить у меня всё равно не получается, хотя все этапы по выведению были описаны в журнале и я аккуратно их повторяю. Значит, был какой-то неучтённый фактор. Хотя…
Он глубоко задумался, что-то забормотал почти беззвучно, вытащил из нагрудного кармана блокнот и карандаш, что-то спешно застрочил, напрочь выпав из разговора, и предоставил нам с Болдуином развлекать друг друга, чем последний сразу же воспользовался и, недолго поговорив на отвлечённые темы, огорошил меня:
– Раз уж вам так не нравится моё имя, Сильвия, вы можете обращаться ко мне «кузен», всё не так официально.
– Почему вы решили, что не нравится? – удивилась я и сделала глоток из чашки, чтобы скрыть смущение.
Чай был хорош. Долли принесла молочник, но ни я, ни Болдуин портить напиток не стали. Папа обычно пьёт с молоком, но сейчас ему было не до чаепития: он уже исчертил символами лист и явно не собирался на этом останавливаться.
– Мне так показалось. Так что насчёт кузена?
– Мы не настолько близкие родственники.
– Но родственники, – заметил он. – У нас одна фамилия.
На лице Долли, застывшей в дверях, появилось выражение, которое невозможно было бы понять иначе как: «В случае чего и фамилию менять не придётся».
– Тогда уж лучше Рассел, – решила я.
– У вас замечательный дом, Сильвия, – улыбнулся он мне.