Выбрать главу

— Куда?! — подобралась она, как только я сделала шаг по направлению к одной из двух дверей, находившихся в помещении. — Я с тобой!

Кажется? Или ситуация повторяется?

— Пописать.

— Ладно, — ответила Долли, помолчав, — можешь одна идти. Там другого выхода нет, не сбежишь.

Она показала пяткой на правую дверь. С чего она взяла, что мне придет в голову сбежать? Видно, девочка от переживаний малость тронулась. Почему она жива все-таки? Нет, лучше об этом не думать, сразу начинает затылок ломить. Смотри-ка, какие стены-то развеселые! Не то что в предыдущей палате.

Здесь у нас обойчики салатненькие с пейзажиками и бытовыми сценками из жизни огородных культурок.

Лучок, горошек, огурчики в привлекательных позах. Оч-чень, оч-чень гастрономич-чно!..

Далее созерцать настенную аппетитность помешало катастрофическое состояние мочевого пузыря. Я толкнула дверь в туалетную комнату. Кроме изысканнейшей формы (зависть профессионала!) толчка имелось нечто вроде мини-душа. Немытая кожа азартно зачесалась. Я испробовала стильный унитаз, завела тепленький дождик, разделась и шагнула через розовый бордюрчик. Хилые струйки робко потекли по телу, смывая культурный слой.

— Долька, полотенце есть?

Она принесла полотенце, повесила на крючок. Скинула халат и белье. Тело ее все еще было страшно худым, но она заметно поправилась по сравнению с последними днями болезни. Кожа очистилась от экземы и нарывов. Кое-где после особенно глубоких ранок остались темные следы и шрамики. Долли перелезла ко мне. Она встала так близко, что твердые кнопки ее сосков уткнулись в мои плечи, спокойно обняла, стала целовать в глаза, уверенно отправила руку мне между ног. Ноги я машинально сжала и, кажется, покраснела. Долли чуть отстранилась.

— Ну что ты? — спросила она бесконечно нежно и слегка укоризненно. — Это ведь я, твоя Долька. Я тебя люблю, а ты любишь меня, — объяснила она мне, как ребенку.

Вот тебе на! Почему-то мне и в голову не приходило определить в словах наши отношения. Она была права: я ее любила.

— Давно ты знаешь? — спросила я в смятении.

— Всегда.

— Могла бы и поделиться информацией.

— Сначала ты не хотела знать. А потом я уже не могла сказать — ты бы стала спать со мной и непременно заразилась бы, — просто ответила Долли. — Может быть, тебя смущает то, что я женщина?

Сделаю операцию, роста хватит, хвост пришьют. Но разве это важно?

Она опять была права. Я до обморока и колотья в конечностях любила и хотела сей лысый длинный скелет, и было хорошенько насрать, к какому полу фауны или роду флоры он относится. Будь Долька даже красным слоном или кактусом, я все равно бы ее любила. Только ее.

Долька провела чуткими губами мне по виску, по влажным волосам, шепнула нетерпеливо:

— Уже можно?

— Ага! — хрипло выдохнула я, подняла, наконец, недогадливые руки и погладила свое сокровище там, где ей хотелось. Я точно знала, где. Она радостно муркнула, нежно цапнула меня в губы, мир закрутился, потерял значение, исчез к чертям. В бескрайней, пустой доселе вселенной трепыхалось единственное понастоящему живое, абсолютно новорожденное, счастливое своей цельностью существо.

Очухались внизу. Мы свились в клубок и переплелись, как прутья в корзине, лежа в дурацком розовом сливном корытце. С больничного неба брызгал неутомимый грибной дождичек, и пялился укоризненно отчетливо видимый из этой позиции глазок телекамеры, замаскированный под плафон.

— Долька, ты — зеленая.

— Въелось, никак не отмоюсь.

Мы расцепились. Глаза наши встретились: ее — серые и длинные, мои — ярко-фиолетовые. Мы расхохотались. Мы мокли, смеялись, и совершенно никуда не торопились. Впереди неожиданно оказалась целая жизнь.

— Ленка!

— Да?

— Спасибо.

61

Они заняли желтую деревянную скамейку, отгородившуюся от ветра лохматым кустом сирени.

Тролль разглядывал царапину на блестящей коже новеньких ботинок, А интеллигентно колупала асфальт каблуком.

— Тролль.

— …?

— Это конец сказки?

— …

— Скажи, что конец. Пожалуйста! Что тебе стоит?

Тролль оторвался от царапины. Сейчас ему можно было дать все его тысячелетия, да еще парочку веков сверху накинуть.

— Конец, — ответил он неохотно. — Почти.

— Я спать хочу. И есть. Пойдем домой?

А поднялась, сделала пару шагов по аллее.

— Нет. Сядь! Ты дослушаешь, — слова, сказанные тоном приказа, в устах Тролля, говорившего обычно мягко и деликатно, прозвучали, как ругательство.

А растерянно вернулась на прежнее место.

— Ладно, — согласилась она. — Послушаем до конца. Только начну я. Лена и Долли были ужасно счастливы вдвоем…

— Какое-то время, — жестко прервал Тролль. — Дня два или три. Пока Лена еще оставалась человеком.

62

Мы с Долькой ни на секунду не разлучались. Мы наплевали на нормы приличия и вели себя, как две крысы, которых постоянно стимулируют через электроды, подключенные к центру удовольствия.

Казалось, мы вот-вот начнем сливаться в одно существо, как в том сне. К сожалению, не только она обрадовалась, что я очнулась. Истомившиеся в ожидании медики ринулись меня измерять, дифференцировать и откармливать. Медсестры, приходящие с процедурами и едой краснели со страшной силой, но в покое нас не оставляли. Нацедили литра два анализов, посчитали пальцы на ногах, поискали вшей, проверили болевые пороги. Похоже, ничего компрометирующего, кроме поведения, не обнаружили, и, к исходу вторых суток бодрствования, я была торжественно выпровожена с дорогостоящего койко-места. Вместе с Долькой. По традиции нам предоставили возможность побеседовать на прощанье с лечащим врачом. Кэт, не допущенная в палату и сидевшая внизу в машине, передала нам одежду. Дольке по совету Айболита была куплена новая, я воссоединилась со своими тряпками, взятыми из квартиры Долли, и выглядела в них, как коза под верблюжьим седлом.

В кабинете Айболита мы уселись на знакомый диванчик и уставились на нечто белобрысое, укоренившееся за столом кабинетовладельца. Привычный и даже немного полюбленный хозяин отсутствовал.

Произнести напутственную речь желал никто иной как…

— Свен Игоревич, — представился «Мефистофель».

О, черт! Я зажмурилась. В предыдущие, коротенькие встречки я не пыталась его разглядывать и правильно делала. Мало того, что опять заломило затылок, так еще и новая напасть: я ведь и раньше встречала этого засранца, и точно помню, где. Во сне. Чуть ли не подростковом. И даже сон вспомнила: мы любили друг друга в воздухе над ущельем. Горели закатом облака, а ветер гладил мое пылающее тело почти так же нежно, как прохладные руки Свена. Я покраснела и отожмурилась. Терпеть не могу гадкой мистики! Может, сбежать?

— Елена Сергеевна, мне хотелось бы поговорить с Вами наедине, — каждое слово он произносил невыносимо аккуратно и правильно. Иностранец, что ли? Имя какое-то глупое — Свен.

— Обойдетесь, — буркнула я, крепче прижимая Дольку. Доктор глядел иронически.

— Хорошо. Как пожелаете. Бывает и так.

— Как — так?

— Бывает, что муты оставляют при себе людей, — вежливо разъяснил доктор. Оказывается, и доктора бывают психами. Я попыталась встать, потянула Дольку. Но у нее были другие планы на вечеринку. Она желала продолжить беседу:

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, милая леди, что Елена Сергеевна не человек, а мут. Мутантка, то есть. Следующая ступень развития на эволюционной лестнице.